Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки

Библию я все еще воспринимал практически буквально, ибо не располагал никакими другими интеллектуальными призмами, сквозь которые мог бы смотреть на священные страницы. Адам и Ева были для меня реальными историческими фигурами, прародителями человечества. Мне никогда даже в голову не приходило задаваться вопросом, где Каин раздобыл себе жену. Библия сообщала, что Ноев ковчег пристал к горе Арарат, и я ничуть не удивлялся тому, что люди по-прежнему его там ищут. Бог, в совершенно прямом смысле, продиктовал Моисею десять заповедей на горе Синай, по-видимому, на иврите, поскольку это был единственный язык, на котором говорил Моисей. Я ни на минуту не усомнился в том, что Иисус был рожден девственницей. Кроме того, я верил, что он на самом деле сотворил все чудеса, которые ему приписывали. Меня никогда не удивляло то, что Марк и Матфей привели две разных истории о чудесном умножении хлебов и рыб. В первом из этих рассказов Иисус накормил пятью хлебами пять тысяч мужей, а также многих женщин и детей, на берегу озера, где жили иудеи, после чего ученики еще собрали двенадцать коробов остатков. Во втором рассказе он накормил семью хлебами четыре тысячи человек на том берегу, где жили язычники, после чего ученики Иисуса собрали еды на семь корзин (см.: Мк. 6:30–44 и 8:1-10 и Мф. 14:13–21 и 15:32–39). Лука и Иоанн объединили эти две истории в одну (см.: Лк. 9:10–17 и Ин. 6:1-13). Кроме того, я был убежден, что Иисус попрал смерть воскресением, и не сомневался, что речь идет о физическом оживлении его тела через трое суток после смерти, а затем он вознесся в небо трехъярусной вселенной. Тогда я еще не знал, что рассказ о вознесении добавил к развивающейся традиции автор Евангелия от Луки и книги Деяний – вероятно, в последней декаде первого столетия нашей эры, спустя более чем шестьдесят лет после распятия. Все это было в Библии, и ее повествования завораживали меня, но мне и в голову не приходило усомниться в их достоверности. Я был не просто тем, кто приобщился к религии: я был религиозным. Религия имела ко мне не косвенное, а самое прямое отношение. Она была в моем сердце. Если бы мне понадобилось соотнести этот этап моего путешествия с различными этапами истории путешествия всего человечества, я сказал бы, что достиг точки, соответствующей Средневековью в человеческой истории. Я слишком мало знал как о Библии, так и о том, как устроен мир, чтобы увидеть какие-либо противоречия между ними. Однако я поставил перед собой цель прочитать Библию полностью, и в самом непродолжительном времени удручающие противоречия и даже безнравственные поступки, приписываемые Богу на ее страницах, начали тревожить меня. Нелегко быть библейским буквалистом, если в самом деле читаешь Библию.

Я стал еще активнее участвовать в делах моей церкви, а когда мое детское сопрано начало ломаться, перешел из хора мальчиков в число церковных прислужников. Это явное повышение статуса позволило мне присутствовать при «таинствах», совершавшихся в алтаре. Со временем я стал старшим прислужником со всем прилагающимся к этой роли авторитетом. Эта церковь со всей очевидностью стала для меня вторым домом, центром моей жизни. Я искал в ней и на страницах Священного Писания смысл и ответы на свои вопросы. И все чаще Библии не удавалось на них ответить. Более того, при буквальном прочтении мои вопросы и тревоги лишь множились. Но мне хотелось не отказаться от своих намерений, а постепенно углубляться в Библию и в религию. Я считал, что ответы, которые я ищу, должны быть там, надо только отыскать их.