Точную разгадку этой тайны мы не узнаем никогда, но можем довольно точно проследить влияние, которое ощутили на себе ученики, когда жили в соответствии с тем, что пытались описать. Нам известно, что с их представлениями о Боге что-то произошло. Известно, что случилось нечто с их представлениями об Иисусе. Мы знаем также, что изменились представления этих учеников о самих себе. Эти изменения были объективными, реальными и имели выраженные и узнаваемые последствия. Их впечатления
от воскресения Иисуса, если и не само Его воскресение, стали событием, которое свершилось во времени и в истории, и это требовало отчета, пусть даже облеченного в такие слова, как «опыт духовного сознания». Иисус был воскрешен, но в каком облике? Воскрес ли Он в их представлениях о Боге, после чего ничто уже не могло остаться прежним? Скептики могут называть это массовой галлюцинацией, поскольку считают нереальным все, что не относится к объективной реальности или не происходит во времени и пространстве. Однако реальность этого сдвига в сознании была измерима, неоспорима и довольно легко подтверждаема. Смысл Бога изменился навсегда, ибо Иисус силой одной только своей сущности запечатлел свою человечность на определении божественного. Внешний Бог обнаружился в сердце человека. Теперь Бог воспринимался «сквозь призму Иисуса»[74]. Воскресение было событием внутренней истории на уровнях сознания, где происходят фундаментальные сдвиги. Ученики, поместившие впечатления о Боге в Иисуса, после его смерти обнаружили, что эти впечатления больше не локализованы. Присутствие божества, обретенного в Иисусе, они теперь открыли в самих себе – и словно поняли: все, что они видели в Иисусе, теперь пребывает в их жизни и в их сердце. Вот что пытался сказать Иоанн, когда писал о том, как воскресший Иисус дунул на учеников вечером в первый день Пасхи, чтобы они исполнились тем, что позднее христиане стали называть Святым Духом (Ин. 20:22), а я считаю, что поначалу так назывался дух самого Иисуса. Я назвал это присутствие Christpower[75] («Сила Христова»).Их опыт восприятия Иисуса, в котором я вижу вдохновляющий призыв к жизни, любви и бытию и который прежде, как казалось, был уникален для Иисуса, теперь был помещен в центр их собственной сущности. Сила Иисуса вошла в них точно так же, как, по их собственным словам, Иисус при воскресении вошел в сущность самого Бога. Иисус в своей смерти отступил в сторону, позволив смыслу самосознания, явленному в Нем в своей полной мере, расширить сознание учеников и овладеть их жизнью, став в ней господствующей силой. Дух, явленный в Иисусе, был силой Его жизни, призывающей их к новому расширенному сознанию, выразившему себя в более полной человечности, отныне действующей в них. Иисус заставил их оставить страх и отказаться от потребности подчиняться внешнему Богу; заставил признать, что божественное и человеческое неразделимо, но человеческое – сосуд, в котором жило божественное. Павел даже сказал в Послании к Галатам (Гал. 1:16), что Бог был открыт «в» нем, но переводчики, по-прежнему находясь в тисках теизма с его внешним божеством, передали греческое слово εν
не предлогом «в», как делается обычно, а предлогом «к», чтобы откровение пришло к нему от внешнего, стороннего божества, а не от находящегося «в» нем, где неизбежно происходят все сдвиги сознания. Еще Павел (или, возможно, ученик Павла, которого многие считают автором Послания к Колоссянам) задолго до написания какого бы то ни было Евангелия призывал «искать горнего, где Христос сидит одесную Бога» (Кол. 3:1). Напомню, что Павел рассматривал воскресение как вознесение Иисуса из смерти в жизнь Божию одним символическим действием, а не возвращение к жизни в этом мире на первом этапе и последующее вознесение с земли на небеса к Богу. Ни одного рассказа об отдельном вознесении не появилось в христианской традиции еще в течение примерно сорока лет после того, как было написано Послание к Колоссянам. Нам следует научиться читать Павла в контексте именно его посланий, а не написанных гораздо позднее Евангелий от Луки и от Иоанна и книги Деяний апостолов, как мы обычно делаем.