Приходило ли нам когда-либо в голову, что лишь отказ от подобного идола [внешнего сверхъестественного Бога теистов] может придать христианству смысл?[78]
Гадаем мы и водим хоровод,
А тайна знает, сидя в середине[79]
.Мы проделали долгий путь. Рассмотрели переход человеческой жизни от первичного сознания к самосознанию, к религии в ее различных проявлениях, а затем – за пределы религии, к современным формам секулярности. Я старался проводить параллели между путешествием человечества и моим собственным жизненным маршрутом, стремясь показать, как я и сам сперва осознал себя, потом познал религию и наконец вышел за ее пределы. Однако на этом совпадения моего пути с дорогой человечества закончились: я зашел дальше, за пределы новой секулярности, к расширенному сознанию, новой сфере мистического и новому пониманию того, что значит быть человеком. Надеясь, что в моем личном путешествии обнаружится сходство с путешествиями читателей, я полагаю, что часть процесса жизни – движение по этому пути, то есть религия неизбежно оказывается его неотъемлемой частью. Религия – вовсе не конечная цель жизни, вопреки частым утверждениям. Скорее, она – не что иное, как еще одна промежуточная остановка для всех нас, и неважно, говорим мы о человечестве в целом или об отдельно взятом человеке. Я рассмотрю и историю человечества, и мою личную историю, чтобы мы увидели и сходства, и важные различия. Надеюсь, читатели заметят в этом широком новом контексте подробности своих путешествий. Обнародовать настолько личные моменты всегда опасно, но я рассчитываю избежать этих опасностей, рассказав о личном в рамках трех слов: «прятки», «мышление» и «бытие».
Я всегда был религиозным искателем – полагаю, это свойственно всем нам. Это не значит, что все свои ответы я в конечном итоге нахожу в религии, ибо не уверен, что искать их следует именно там. Однако в человеческой природе заложено стремление к высшему и окончательному, и предмет этого стремления люди в настоящее время называют религией.
В жизни своей я успел близко с ней познакомиться. За долгие годы мне не раз удавалось даже убедить себя в том, будто я уже нашел разгадки тайн. Всякий раз оказывалось, что я ошибся, но порой бывает неплохо просто сделать вид. Религия, безусловно, допускала такое притворство, чтобы моя жизнь продолжалась. В ней я мог спрятаться и от реальности, и от сложности истины. В то время я этого не знал, но помощь в нашем притворстве всегда была одной из основных функций религии в разворачивающейся драме истории человека, наделенного самосознанием.Власть религии на протяжении веков была настолько велика, что ей удавалось принудить к следованию одним и тем же условностям все племя, весь народ, всю страну. Для тех, кто пытался делать шаг за рамки, предписанные религией, какими бы ни были эти рамки для их области и эпохи, последствия оказывались печальными. Поначалу наказание принимало форму остракизма, иногда его называли отлучением. Если этого было недостаточно, чтобы приструнить инакомыслящего, тогда единственным возможным выходом оставалась смерть. Такая участь веками постигала всех, кого причисляли к еретикам. Во времена расцвета религиозной власти очень мало кто отваживался, что называется, «бросить веру отцов (или матерей)» или же отказаться от чувства защищенности, предложенного религией. Вот почему религия действовала так авторитетно, и чтобы подкреплять свой авторитет, ей приходилось во всеуслышание претендовать на знание высшей истины. Истеричный характер этих притязаний красноречив, ибо истина, которую не оспаривают и не бросают ей вызов, не может, в конечном итоге, быть правдивой. До сих пор истина и стремление к ней часто воспринимаются как враги «подлинной религии».