Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века

Долго тянулся медленный поезд, пока удалось ребятишкам выглянуть за дверь и подсмотреть, что свершилось. Вместо зелёной стены, за которою страшное что-то скрывалось, перед ними справа и слева и сзади лежала равнина, а столетние сосны, будто в испуге, далеко назад подались и угрюмо смотрели на поверженных братьев. Долго стояли тут и смотрели Пиман и сестра в немом изумленье вокруг — и на равнину, зелёным ещё и свежим покрытую хворостом, и на холмы с деревнями, что вдруг вдали открылись пред ними, и на пернатые стаи, что всё ещё с жалобным криком носились над порубью, ища разорённые гнезда и клича побитых птенцов. Ночь наступила, а к ним всё не шёл чёрный мужик, с которым ныне страшное что-то такое свершилось. Только уж к раннему утру, чуть загорелась заря, торопливо зашёл он в избу, слазил в подполье, вынул оттуда что-то в мешке, насыпал на стол груду медных монет, подошёл к ребятишкам… но, махнувши сердито рукою, вышел опять… А наутро, чуть солнце поднялось, снова с гулом и гамом тот же «мир» надвигался на лес, что вчера: только сегодня с их избой не имел уж он дела; толпы с топорами, пилами валили одна за другою всё дальше, мимо поруби свежей, к отступающему лесу. Скоро опять раздались гулкие стоны и хряст подрубаемых сосен. Долго ждали Пиман и сестра, но ни отец, ни «мир» к их избе по являлись. Прошли к лесосекам бабы и дети, толпами неся уставшим в кувшинах и кринках квас, молоко, пироги. Голод стал мучить Пимана с сестрой. И вышли они из избы и, присев на брошенный пень под окном, стали плакать. Тогда подходили к ним сердобольные бабы: «Где же отец?» — говорили и, покачав головой, им по куску пирога оставляли, спешно и что-то между собой толкуя, торопясь к ожидавшим их мужикам.

А когда свечерело и вновь тронулся из лесу длинною цепью обоз с свежими брёвнами, а Пиман и сестра всё сидели ещё у избы и плакали в страшном смущенье, что их снова одних покидают, тогда проходивший с обозом народ приставал возле них и говорил:

— Неужели ж одних покинуть их на ночь? Отца, вишь ты, с ночи они не видали… Чего бы с собой, да и с ними он не наделал?

И, сказавши, входили в избу, смотрели и в печь, и в закуты и нигде не нашли ничего из съестного. Когда же увидали кучу монет на столе, всем на ум подозрение пало, что недаром лесник это сделал. И, сговорившись, решили все в голос:

— На мир!.. Надо и деньги, и ребятишек к миру представить.

Услыхав это страшное слово, ребята опять заревели: представилось им, что старики с бородами и палками сделают с ними то же, что и с отцом. Однако же их на воза посадили и, дав по ломтю пирога, повезли на деревню. Тут под вязом старинным их на бревно посадили, сказавши, чтобы ждали они, когда сберётся парод. Ребятишки, что улицу всю запрудили, встречая стадо, сгрудились около них и с любопытством смотрели, как на волчат, принесённых из леса.

Скоро начали к ним подходить старики, и вот собрался снова «мир», которого словом одним, невольно сорвавшимся с губ, научил их бояться отец и видеть в нём высшую силу. Сначала старики стали расспрашивать их, но мало добились толку.

— Надо на мир взять! — сказали одни. — За отца не ответчик ребёнок.

— Кто же будет кормить их? — заметили бабы. — Они ещё малы, за ними уход да глаз, а у всех нас самих ребят полны руки… Сбились сами мы с ними.

— Полно вам брехать!.. Оставьте! — крикнули тут старики.

Но бабы не унимались.

— Вам, мужикам, хорошо, — говорили они, — вы не знаете нашего дела: и за скотиной поспей, и на поле, и в печь, и вам наготовить холста да синюхи, себя обшей да ребят… Ты его, малого, вымой, обшей, накорми…

— Что ж, их в лесу, что ли, бросить? — заговорили миряне. — Моли ещё бога, что у отца не остались. Вышли бы с ним такие же волки лесные!.. А у нас всё же крестьянами будут… Года два прокормить, а там уж, глядишь, за ними потянетесь сами: при земле лишний работник — божия милость!.. А они при земле-то да на миру, погляди, мужиками выйдут какими! Будут работники миру, и нас самих лучше. За мирскую ласку, за хлеб-соль навек мир попомнят. Мы вот говорим: что нам мир! Мы, мол, сами себя откормили… Так-то…

— Что говорить! Бывает и так, что на мирских-то хлебах и змею вспоишь-вскормишь, — заметили неугомонные бабы. — От такого отца и щенята такие… Неровен час, с ними своих ребятишек испортишь…

— Ну, молчите!.. Ждите мирского решенья! — крикнули тут старики (а в ту пору старики на миру были сила большая). — Пока малы они, пустим, миряне, их в череду на прокорм… А уж после, коли отец не объявит себя, пристроим к хозяйному дому… Вам же, бабёнкам, приказ: буде кто из вас станет ими гнушаться, ту, по суду стариков, высечем здесь вот, на сборне.

— Ну, что болтать!.. И впрямь не лесные волчата… К семьям берут, не то что на мир! — сказали солидные бабы, и все расходиться стали по избам.

Старики же промеж собой ещё толковали, головами в раздумье качая: