Вечное возвращение

– Плиний Сабрину – привет! Первое: «Если бы человеческая душа была всегда адекватна не к событиям, на которые она отзывается, а к причинам событий, то не произвела бы она на свет никакого понятия о зле и добре», – здесь же (как бы овеществляя мысль) левая рука Стаса словно перестала существовать – ибо сейчас он сам как бы стал левой рукой и перекинулся в неё.

Он – протянул «себя-руку» сквозь вязнущий (почти что рассыпающийся) воздух и взял волосы на затылке одного из жлобов, и ласково и неудержимо (сам вослед «себе-руке» немного привстав), потянул-потянул-потянул его затылок от себя (для себя) и назад (для жлоба).

Он – почувствовал сопротивление (которого и добивался), которого – дождался сквозь вязнущий в его душе воздух-вдох; которое – возникло в шейных позвонках оппонента; но! Так и не проникло сквозь его череп (не известило мозг); потом – он отступил от римских писем (другу) и смешал тексты и жанры, которые ожесточённо друг другу (у каждого жанра своё эго) сопротивлялись

Он – не стал сопротивление преодолевать. Напротив, Стас тотчас его направлению последовал. Тем самым совместив переносицу бессмысленного (даже мысли у того не успело мелькнуть) бедолаги с острым краем стола; проделав все это непотребство, он не стал извиняться, но беседу с Городом и Миром продолжил:

– Второе: «Нет для Отца невозможного, но нет и постыдного: невинность не знала стыда, и для невинности стыд был не нужен», – здесь (так и не дав пострадавшему пасть, ибо – в страдании любой прост и невинен) Стас сумел воспарить над столом, опрокидывая его на второго своего оппонента; тот уже вскакивал, вознося свою пустую голову прямо навстречу полупустой бутылке, вовремя Стасом-рукой подхваченной.

– Теперь третье: «Сотворим невозможное без пролития крови; если никакой рассудок увещеваниям не поддается (формула инквизиции), то должно его предать неумолимой светской власти (или неумолимости судьбы-смерти), дабы она положило конец его бесплодной тревоге!»

И тогда – (причём и здесь, и сейчас) прозвучал Стасу ответ (которого он никак не ждал услышать); казалось бы – сейчас Стасу следовало бы (как волнами перетекая) продолжить свой полет по-над битой посудой, причём – парить мягко, почти гуттаперчиво; причём – растянувшись параллельно земле, вытянув перед собой длинную-предлинную руку с зажатой в кулаке (образовавшейся из разбитой бутылки) «розочкой».

А ведь ответ (уже) звучал, но – Стас как не слышал! Он поспешал, он торопился: ему следовало немедля достичь золотозубого. Чтобы уже на равных (полуобняв и покалываю острием аорту) потолковать с ним и договориться; зачем ему это?

Только ли – из его личного «я», жаждущего тревогу свою превзойти?

Только ли – из гордыни «продвинуться в сторону страха»? Бусидо (из всех дорог выбирай ту, которая ведёт к смерти) – не его традиция; но – что толковать (не)сбывшееся? Ничего у Стаса не вышло (а ответ продолжал звучать).

Незатронутые его рукопашным вихрем громилы еще только поднимались на подмогу поверженным сподвижникам. Визгливые девицы громил еще только подносили ладони к распахнутым ртам. Их (совместный) крик еще только клубился (как душа на морозе) подле искаженных губ; но!

Ответ – был дан (причём – задолго до и задолго после: в полном смешении текстов); золотозубым на чеканной латыни – которой никто (включая самих говоривших) в кабаке не понимал:

– «Саблин Плинию – привет! Первое: В чем вера твоя? В том, что уже бездну назад бог-не-Отец (прим. определение Яны) принял тленность человеческой природы – и при этом себя не унизил? Но тогда (и по твоему) и человеку не стыдно, даже если бы он перекинулся в дерево или осла, или даже невзрачные (даже если взять ваш экзи’станс) булыжники Сада Камней; но – сейчас ты показываешь себя вершин недостойным.

Ответ – был услышан (причём – задолго до и после самих вопросов: результата не достичь, если начало неверно); поэтому – летящего к золотозубому Стаса встретил (или, точнее, взглянул на его дерзкий полет) черный зрачок пистолетного дула.

Палец золотозубого, лежащий на курке, был белым от стужи. Как и глаза его, лишенные выражения. Такие вот отдельные друг от друга персоны, соединённые (вместе с тем) в персонаж.

Стас – остановил себя, так никуда и не долетев. Невесом он не был, поэтому – рухнул на землю; но – ничем не напомнил свергнутого с неба Икара; скорей – (в претензии своей) ближе был к брошенному душой телу.

Чёрный зрачок пистолетного дула (сконцентрированные «здесь и сейчас») последовал за его переносицей. Не упираясь в неё, лишь давая знать. И грохота от падения никто не услышал. Тишина была мягкой, как воск под пальцами.

Никто (казалось бы) не двигался. И только море шевелилось неподалеку (бесконечно неподалеку); как и другое море (что в ладони и у виска) – море раковины, что якобы пуста, что существует независимо даже от внутренней жизни моря.

И его жизнь зародилась из трусливого сластолюбия и бессильной жадности. Как и каждая личная жизнь каждого личного Сада Камней, в чем Стасу еще предстоит удостовериться.