Вечное

Отряд хазар оказался вдвое большим по численности. Наши разведчики выследили их и сообщили о месте, где враги разбили лагерь.

Глубокой ночью самые отборные бойцы Роговолта сняли дозорных, мы ворвались в лагерь и убили всех.

Как и обещал, Роговолт оставил троих хазар в живых. Руки их были связаны за спиной, они стояли перед нами на коленях.

Один из них мерзко скривив рожу, ругался на своём языке, двое других молили о пощаде. Роговолт дал мне в руки топор.

– Давай, Свенельд, отомсти за своих.

Я не думал, что это будет так легко. Я не испытывал жалости и сожаления. Я подошёл к первому хазарину, который выл как баба.

– Не убивай, не убивай, рус!

Я замахнулся и ударил сверху вниз, как привык колоть дрова.

Топорище легко вошло в основание шеи и разрубило грудную клетку пленного, вокруг топорища растеклась кровавая жижа.

Я выдернул топор и подошёл ко второму. Тот отчаянно молил о пощаде.

Я повторил свой удар, раздался хлюпающий хруст. Хазарин замолк.

Я подошёл к третьему пленному. Тому что сыпал ругательства. Он смотрел на меня с ненавистью. Сказав что-то по хазарски, он плюнул мне под ноги.

Меня обуял слепой гнев. Я перевернул топорище острием вверх и ударил хазарина обухом по плечу. Раздался хруст сломанной кости, он заорал и свалился на брюхо. Я отбросил топор и стал бить его кулаками по затылку, по спине по шее. Я кричал и бил его, пока тело не обмякло.

Когда казнь свершилась, я не почувствовал ничего. Это были мои первый убийства, но я совершил их так, словно занимался этим всю жизнь.

Роговолт одобрительно похлопал меня по плечу.

– Молодец, Свенельд, теперь ты по-настоящему стал одним из нас.

***

Время шло, я взрослел. Участвовал в набегах на церкви и христианские отряды. Я с упоением рубил человеческие тела. Признаваясь самому себе, я бы сказал, что мне это нравилось. Чувство всемогущества, когда в твоих руках чужая жизнь, не сравнится ни с чем.

Вот она жертва, она молит тебя о пощаде, тебя просят не убивать, для тебя готовы сделать всё что угодно. Скажи им выпить твою мочу – они выпьют, вели им драться между собой до смерти – они будут драться. Жалкие, мерзкие, противные людишки, цепляющиеся за свою жизнь, будто она представляет какую-то ценность.

Роговолт всегда был мной доволен, но как-то раз он сказал:

– Свенельд, порой ты бываешь слишком жесток, меня это пугает.

Пугает! Что ты за вождь, которого пугает жестокость!

С момента сожжения моей деревни минуло уже больше пятнадцати зим. Роговолт старел и становился мягкотелым. Я же наоборот был полон сил.

В отряде меня признавали как второго человека, а значит со смертью Роговолта вождём стану я.

Как-то раз на наш отряд напали печенеги. Их было больше, и они имели все шансы на победу. Только не учли эти несчастные, что мы – настоящие мастера боя, а они всего лишь степные крысы.

Мы разбили их с минимальными потерями, но в самый разгар битвы я почувствовал – вот оно! Я отобрал копьё у раненого печенега, оглянулся по сторонам, и, удостоверившись что все наши заняты боем, высмотрел Роговолта.

Он бился сразу с тремя желторожими. Я поудобней перехватил древко копья и метнул Роговолту в спину.

После боя ни у кого не возникло сомнений в том, что вождя убили печенеги.

– Что ж, – сказал самый старый воин. – Думаю никто не станет возражать, что теперь наш вождь ты, Свенельд!

Разумеется, никто не возражал. Наконец-то я почувствовал настоящую власть!

Первое, что я сделал, это отменил все старые правила Роговолта. Я дал разрешение грабить и убивать всех без исключения, в том числе и славян. Я думаю, что в жизни правит лишь один закон – закон силы. Слабые не должны жить, и если люди не способны дать отпор внешней агрессии, они не заслуживают жизни.

Главная ошибка Роговолта была в том, что он не до конца внушал страх. Он приблизил меня и стал относиться как к сыну, а этого делать не стоило. Когда ты стоишь во главе стада, стадо должно видеть в тебе бога.

Я заставил всех в отряде бояться себя. Малейшее проявление неуважения, или ослушание, я карал смертью.

Мы продолжали совершать набеги, и однажды мне пришла в голову идея, что всё это слишком мелко и пора совершить нечто более серьёзное.

Я стал обдумывать набег на деревню.

***

Поскольку мы вели разбой на славянских землях, мне трудно было найти деревню, которую бы населяли какие-то другие племена. К тому моменту как мы подготовили набег, мои приказы в отряде уже не просто выполняли беспрекословно – все боялись даже делать недовольные лица.

Я подчинил себе их волю, втоптал их гордость в землю.

Поэтому когда я остановил свой выбор на малочисленной славянской деревне, никто и пикнуть не посмел.

Я запланировал набег на раннее утро, в самый тёмный, предрассветный час. Деревня эта была такой же, как и большинство. Здесь не было воинов, одни лишь крестьяне. Разграбить их не составит никакого труда.

Мы ворвались бесшумно. Трое из нас сразу помчались от дома к дому, поджигая во дворах хворост и деревянные стены. Остальные били сопротивлявшихся. Мужчин убивали сразу, детей и женщин старались оглушать, потом их можно будет выгодно продать.