– Разве что-то изменилось? – Рафаиль успел за время учёбы в Академии Снов получше узнать Сорель, поэтому его мало что могло удивить. Но всё же див смутно улавливал ту грань, которая пролегала между обыденным поведением дэвы и немного нестандартным, которое сигнализировало, что с ней происходит нечто интересное. Руньян только успел договорить, как раздался глухой хлопок. Прошло ещё некоторое время, как Сара, обогнув здание, показалась на заднем дворе. И стало очевидно, что недавний громкий хлопок принадлежал дверям главного входа, которые успели к этому времени прикрыть.
В следующую секунду светлая стремительно прошла мимо Люция и Рафаиля, направляясь к кромке леса со стороны, откуда вернулись дивы несколько минут назад. Показалось, что она и вовсе их не увидела.
– Она только что потратила время, чтобы зайти обратно в дом и выйти через дверь? – опешив, проговорил юноша, осматривая террасу, будто впервые её увидел. Деревянная площадка, примыкающая к зданию, была окружена невысокими перилами, которые с лёгкостью можно было перемахнуть и оказаться на той стороне. И действия светлой немного обескуражили ничего не понимающего человека.
– Ага. В этом и есть вся Сара, – стало ему ответом.
Юноша обернулся на голос, видя Люция, смотрящего вслед стремительно удаляющейся девушке. Губы дива оказались сложены в мягкую улыбку, а в глазах сверкали задорные искорки.
– Нельзя отпускать её одну, – произнёс Моран, сдвигаясь с места.
– Ничего, если я не пойду? – Рафаилю смерть как не хотелось вновь тащиться в лес. Даже несмотря на то, что слова светлой звучали многообещающе. Имелась у Сары Сорель одна черта: она никогда не болтала попусту. Если была в чём-то уверена, то, значит, так оно и есть. Вот только Руньяну чутьё подсказывало, что он явно будет лишний.
– Без проблем. – Моран махнул рукой на прощание. – Скоро вернёмся, – добавил и побежал, видя, что светлая уже почти исчезла среди деревьев.
Вино породило туман в голове и всколыхнуло воспоминания о детстве. Я шла прямо к болоту, чувствуя его запах и не обращая внимания на кривые ветви, которые, словно руки, норовили уцепиться за одежду. Собственное дыхание было глубоким, а реальность словно накладывалась на то, что уже давно минуло. Но отчего-то я будто чувствовала тепло широкой отцовской ладони, держащей меня за руку. Ощущала исходящий от его одежды аромат мяты и слышала предвкушение в призрачно звучащем в голове голосе, когда он говорил:
– Ты её видишь, Сара? – Он указывал вперёд, где среди камышей притаилось и почти сливалось с ними серо-коричневое тельце.
– Вижу-вижу, – радостно отозвалась я, от нетерпения подпрыгивая на месте. – Как она спряталась! И не разглядишь!
– Да, оперенье у неё такое, что среди камышей едва заметишь, – подтвердил отец, присаживаясь передо мной. Я, воспользовавшись приглашением, с удовольствием забралась ему на шею. Он распрямился, а вид передо мной изменился: широкая мерцающая предрассветными лучами гладь пруда, плотно поросшая тростником по краю, и прятавшиеся там уже не одна, а несколько птиц с оперением от светлой охры до тёмно-коричневого. – Сколько народу заставляли бежать прочь эти плутовки, – продолжал отец.
А я, удивлённо смотря на птиц, искренне недоумевала, чем могли напугать эти существа, которых я уже мысленно окрестила «милашками».
– Но почему? – возмутилась я. И отец вот-вот почти ответил мне…
«Ы-бууум», – ворвался в сонное утро прошлого громкий грудной звук, заставившей меня подрыгнуть. Я не свалилась тогда лишь благодаря отцу, удержавшему меня за ноги. И в следующую секунду воспоминание треснуло, разлетелось на кусочки от повторившегося птичьего крика, и я поняла, что стою одна посреди ночного леса, а впереди мерцает водная гладь пруда вблизи Ветии. Камыши на противоположной стороне водоёма закачались, и в тростнике стало возможно разглядеть птицу на длинных ногах, которая в следующее мгновение запрокинула голову, а по её широкому горлу словно туда-сюда прокатился шарик, и из клюва вырвался тот самый утробный резонирующий звук.
Крик стал громче, повторившись вновь, а после снова…
«…Четыре, пять, шесть…» – мысленно считала я. А в следующую секунду повернулась, уловив краем уха слабый шелест. Приложив палец ко рту, я призвала Люция к тишине. Теневой див шуметь не собирался и так, но после моего жеста стал двигаться ещё осторожнее и медленнее, пока не остановился рядом.
– Восемь раз, – прошептала я, когда повисла таинственная тишина. – Она прокричала восемь раз.
Стоило договорить, и крик вновь пронзил тёплую ночь.
– Это уже другая. – И, словно в подтверждение моих слов, первому вою стал вторить второй.
– Другая? – Теневой див ничего не понимал. Возможно, впервые Люций Моран выглядел настолько растерянным и сбитым с толку.