БОГ ИЗ МАШИНЫ
— Чем могу служить? — поднялся он из-за стола.
— Мне бы стать художником… Известным…
— Считайте, что стали.
— Но я…
— Что?
— Не умею рисовать.
— Да какая разница!
Я повеселел.
— Тогда, может, писателем?
— А чеки выписывать умеете?
Я кивнул.
Теперь повеселел он.
— Ну, вы талант!
И двумя пальцами поднял со стола чистый лист бумаги.
— Завтра о нём заговорят. Как о «Чёрном квадрате». Автор нового направления! Литература без слов! Как вам?
— Подойдёт, а то я неграмотный.
— Главное, не немой! А читать можно и по лицу.
Он протянул руку:
— Готовьтесь к славе!
Будто райские врата, я закрыл дверь рекламного агентства.
ДЕТИ, КУХНЯ, ЦЕРКОВЬ
В тот день всё шло наперекосяк. Маленький Ганс разбил чашку, пирог подгорел, а пастора свалила простуда. Норма была в отчаянии, её мир рушился! Прибежав на службу к мужу, она бросилась ему на шею, но, сославшись на занятость, он её не выслушал. Поражённая его чёрствостью, Норма побрела в слезах, не разбирая дороги, и оказалась в районе красных фонарей. «Что плачешь, дорогуша?» — попалась ей навстречу падшая женщина. О таких Норма только в книгах читала, но с горя уткнулась ей в плечо и, рыдая, выложила всё — про подгоревший пирог, заболевшего пастыря, жестокосердие мужа. «У нашей сестры главное — красота, будешь реветь — потеряешь, — гладя её золотистые кудри, утешала женщина. — Оно тебе надо?» Норма затрясла головой. «Весь дом на тебе, — продолжала та. — Ты что, лошадь, воз тянуть? Плюнь на всё и живи в удовольствие». Норма в ужасе отшатнулась. Но вдруг ей сделалось невероятно легко, точно слова этой женщины прорвали плотину, и она поняла, как давно ей не хватает ласки. «Пойдём, дорогуша, — взяла её за руку проститутка, — посмотришь мои платья». И Норма подумала, что в общепринятой формуле женского счастья её лишали четвёртого «к»[4]
.И махнув на всё, пошла на панель.
СЮЖЕТ
Проснувшись, А. выходит из дому. И тут замечает, что его преследует Б. Безликий негодяй в бежевом плаще с косым шрамом на щеке. А. догадывается, что Б. хочет его убить. Он пытается скрыться в привокзальной толпе — в спешке не обращая внимания на её неподвижность, потом в загородном доме, из двери которого торчит ключ. Напрасно! В подъезде мелькает зловещая тень, потом, в предрассветных сумерках тень превращается в силуэт, который обретает черты негодяя в бежевом плаще. А. снова спасается бегством. Но в безлюдном кафе его настигают, Б. запускает руку в карман плаща. Загораживаясь от кошмара, А. вскидывает ладони.
И тут Б. просыпается.
Вскоре он выходит на улицу. И вдруг замечает, что за ним следят. Безликий негодяй в бежевом плаще с косым шрамом. Б. понимает, что тот хочет его убить. В ужасе он отправляется на вокзал, потом — за город. И повсюду: в скудном мерцании уличных фонарей, в доме с торчащим наружу ключом, в опустевшем кафе — его настигает В.
А когда Б. вскидывает ладони, В. пробуждается.
Для В. события из сна повторяются наяву до мелочей. Роль его «убийцы» играет злонамеренный незнакомец в плаще и со шрамом. Он загоняет В. в опустевшее кафе. Вот он сунул руку в карман. Однако В., ожидая развязки, уже не боится, осознавая себя героем чужого сна.
Обрывая кошмар, просыпается А.
НИКТО НЕ ЗАБЫТ
Одного модного поэта тяготила известность. Честолюбие он сравнивал с глупостью Герострата. Проникшись безудержной скромностью, он взял псевдоним, а вскоре перестал подписывать стихи. Но и этого показалось мало. Он не хотел оставить после себя ничего, чтобы носило отпечаток его личности, решив искоренить все следы своего пребывания на свете. Он выкупал, где только мог, свои книги и сжигал их. «Напрасный труд! — смеялись над ним. — За тебя всё сделает время». Но поэт упорно уничтожал всё, связанное с ним: портреты, детские вещи, бережно сохранённые нянькой, спрятанные в стол ученические работы, черновики, письма. Однажды ночью он зарыл шпагу, подаренную в армии, и тут подумал, что воспоминаний сослуживцев ему не стереть. Он на мгновенье возненавидел их, представив копилкой с краденым, от которой необходимо избавиться. У него даже мелькнула мысль убить их. А чуть позже её сменила другая: он продолжает оставлять следы, и начать надо с себя. Но, поразмыслив, пришёл к выводу, что смерть сотрёт впечатления о нём, как мел с грифельной доски.