Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Кроме вопросов лермонтоведения и пушкиноведения, книга Ахмадулиной содержит ее высказывания о Цветаевой, о Пастернаке и о многих менее известных ее подсоветских современниках, причастных к литературе или искусству: Ерофееве, Антокольском, Довлатове, о ряде грузинских поэтов.

Ее воспоминания о них, субъективные, мимолетные, но во всяком случае интересные, представляют бесспорную ценность.

Отметим с сочувствием ее твердое отталкивание от большевизма, неприемлемого для ее души и разума.

Любопытно в этом смысле ее впечатление от Твардовского.

В разговоре с ним она употребила однажды привычное для подсоветских людей сопоставление: они и мы, то есть власть и подчиненное ей население. И к ее удивлению Твардовский, как выяснилось, причислил себя к ним, считая, что, мол, «в самом главном» (в чем, спрашивает себя Ахмадулина?) советский строй все же правилен и советские вожди правы.

Не лишне об этом впечатлении помнить при оценке творчества и деятельности данного популярного в СССР поэта и редактора «Нового Мира» в течение важного периода, ознаменовавшегося появлением Солженицына и разгаром диссидентства.

«Наша страна», рубрика «Мысли о литературе», Буэнос-Айрес, 24 декабря 2005 г., № 2786, с. 5.

Б. Егоров. «Аполлон Григорьев» (Москва, 2000)

Согласимся с заключительными словами данной биографии А. Григорьева: «Живой при любых несчастьях, страстный, говорливый, романтически возвышенный… Духовное светило русской культуры, классик русской словесности».

Григорьев был, несомненно, большим, замечательным поэтом.

Автор книги ставит его «в один ряд если не с гениями уровня Тютчева, Некрасова, Фета, то, по крайней мере, вместе с А. Майковым, Полонским, Огаревым, графом А.К. Толстым».

Классификация, по правде сказать, сомнительная. А.К. Толстого мы бы передвинули в этой таблице далеко наверх, рядом с Некрасовым, а Огарева, например, далеко вниз. Но место рядом с Полонским, тоже очень талантливым, Григорьеву принадлежит по праву.

Он являлся также выдающимся литературным критиком, и жаль, что его работы в этой области в наше время мало известны.

Хорошо, что о нем вышла сейчас из печати солидная работа; но оная – не без недостатков.

Впечатление такое, что Б. Егоров если не писал целиком свое произведение в годы большевизма то, первоначально его тогда подготавливал, приспособляясь волей-неволей, к требованиям момента; а потом уже переделал его в условиях большей свободы.

Отсюда оставшееся стремление придать Григорьеву характер, если не революционера, то оппозиционера, – каковой ему совсем, совсем не к лицу.

Если можно выловить в его сочинениях сочувственный отзыв о фольклорной и романтической фигуре Стеньки Разина или досадливые замечания о надоедливой цензуре или даже о казенном характере синодальной Церкви, – все это не мешает бесспорному факту, что он был в целом решительным консерватором, убежденным православным и монархистом.

О чем свидетельствует и перечисление биографом друзей: Фет, Т. Филиппов, А. Майков; последние годы его жизни связаны с тесным сотрудничеством с братьями Достоевскими.

Напротив, он долго энергично боролся против Чернышевского и не мог найти общего языка с Некрасовым.

Его, Григорьева, программа выражалась, прежде всего, словами православие и самобытность России.

Культ Карамзина и Пушкина, отчасти Гоголя (периода «Переписки с друзьями»), близость со славянофилами (хотя возникали и расхождения) можно рассматривать как главные вехи в деятельности и мировоззрении Григорьева.

Что до его личной жизни, о ней читаешь с горестным вздохом. Поистине, доля «проклятого поэта»! В которой все сумбурно и непоследовательно…

Человек многогранно одаренный, с огромной работоспособностью, блестящий ученик Московского университета, драгоценный сотрудник журналов, где трудился, прекрасный преподаватель, когда приходилось быть педагогом, – но с полной неспособностью к чиновничьей карьере… И, хуже того, с полным неумением распоряжаться деньгами; откуда вечно преследовавшие и губившие его долги.

Два раза глубокая и неразделенная любовь, неудачный брак, кончившийся полным разочарованием; связь на много лет с женщиной гораздо ниже его по образованию и столь же, как он, беспорядочной в житейских делах.

И ранняя неожиданная смерть.

К нему, лучше, чем к кому бы то ни было, можно применить строки:

Братья писатели, в нашей судьбе
Что-то лежит роковое.

Но будем ему благодарны за то литературное наследие, какое он нам оставил, безусловно имеющее высокую ценность.

Егоров справедливо констатирует, что Григорьев в продолжении всего своего существования плыл против течения.

То же самое можно сказать о таких его современниках как А. К. Толстой и Ф. М. Достоевский. Увы, их борьба не привела к их победе. Победили те, кто плыл по течению.

А к каким страшным берегам это течение принесло Россию, – это мы по горькому опыту знаем теперь…