Есть в сочинении Русакова и детективный элемент: загадочная, так и не выяснившаяся до конца история с дневником Пушкина, хранившимся у его внучки, Елены Александровны, эмигрировавшей в 1918 году с матерью в Турцию, где она вышла замуж за белого эмигранта Н. Розенмайера. Из Турции они уехали неизвестно куда, – собирались в Южную Америку, а потом, много позже, Елена Александровна появилась в Ницце, где встречалась с Буниным, и там же и умерла. Что сталось с рукописью, неизвестно. Некоторый свет на это дело проливает книжка С. Космана «Дневник Пушкина. История одного преступления», изданная в Париже в 1970 году, и о которой, впрочем, Русаков отзывается с пренебрежением.
Наиболее выдающимся из потомков Пушкина в СССР был энтомолог Александр Данилевский, скончавшийся в 1969 году.
И. Золотусский. «Гоголь» (Москва, 2005)
Как не испытывать любопытства к биографии писателя, в жизни которого столько загадок! И о котором, надо добавить, столько фантазий публиковалось, иногда, в том числе, поганых.
К сожалению, узнаем из анонса, книга есть 4-е переиздание; следовательно, не столь уж новая по времени.
И в ней анонс гласит: «Настоящее издание сохраняет первоначальный авторский текст книги, искаженный в первых изданиях неизбежной для того времени цензурой».
А в угоду ли «времени» (нам-таки остается неизвестно, когда сначала книга появилась на свет) или по искренним взглядам автора, книга полна злобных и часто совершенно необоснованных нападок на Царя Николая Первого, который как раз по отношению к Гоголю вел себя с неизменной благожелательностью и, по здравому смыслу, не заслуживает в этом отношении никаких упреков?
Можно бы и в некоторых других пунктах отметить чересчур мрачное изображение тогдашней России, – России Золотого века нашей литературы и культуры! – каковое подлежало бы в наши дни пересмотру.
Увы, до этого пересмотра пока еще далеко. Не знаем, когда и придет для него «времечко»:
«Приди, приди, желанное!»
Биография дает обстоятельные сведения о фактах жизни Гоголя, о его семьи и даже предках, – но не дает разгадок многих проблем, интересных для читателя.
Например, об отношениях Гоголя к женщинам; хотя подробно разобрана история его сватовства к А. Виельгорской.
Но хорошо хотя бы и то, что Золотусский не строит на эту тему рискованных предположений, и без того уже слишком часто делавшихся.
В области анализа творчества Гоголя, многие страницы в данной работе вылились живыми и удачными. В том числе, посвященные «Вечерам на хуторе близ Диканьки»: «Стихия сказки, предания, народной песни вольно чувствует себя в этой, может быть, единственно гармонической книги Гоголя. Как ни страшны страсти, которые раздирают ее героев, как ни много здесь горя, страдания и искусов, книга эта все же светлая, праздничная… Сказка пересиливает существенность, но не отрывается от нее. Тут и обыкновенная жизнь сказочна, фантастична».
Верно подмечена и любовь писателя ко Средневековью, времени «этих гигантов, богатырей и рыцарей, рыцарских обетов, рыцарского самоотвержения и божественного культа женщины». Можно согласиться с параллелями, проводимыми здесь между «Тарасом Бульбой» и «Словом о полку Игореве». Напротив, напрасно биограф истолковывает образ полячки, пленившей Андрия, как демонический, и романтическую любовь между ними только с точки зрения измены и падения.
Более проницательный наш современник Солоухин уловил, наоборот, у Гоголя широту взгляда, не исключающую сочувствия полякам в осажденном городе и к пришедшему к ним спасению.
Не лишены интереса картины знакомства между Гоголем и Пушкиным. Хотя, полагаем, зря составитель биографии противополагает их друг другу как аристократа и плебея: «плебеем» Гоголь не был и себя, без сомнения, не чувствовал!
Много места отведено столкновению Гоголя с Белинским. Жаль, что не приведено полностью письмо этого последнего к писателю, по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями»!
Сей документ, истерический крик осатаневшей левой интеллигенции очень уж характерен для периода, в котором протекал конец – столь преждевременный! – жизни великого писателя. Именно ведь эта атмосфера его и свела в раннюю могилу.
При разборе «Мертвых душ» биограф приходит к выводу, что сожженный и погибший для нас второй том романа был бы еще более замечательным, чем то, что мы имеем возможность прочесть. В частности, что в нем были предугаданы последующие шаги в развитии русской литературы, получившие осуществление в работе Гончарова, Тургенева и Достоевского.
А. Марченко. «Лермонтов» (Москва, 2009)