Вечные ценности. Статьи о русской литературе

«Литературоведение одно время явно спутало себя с социологией. Но ученый-социолог, исследуя закон поведения той или иной общественной группы, не станет, разумеется, утверждать, будто у каждого, предположим, слесаря слесарное мышление и слесарная душа. А литературоведение не затруднилось применить закон больших чисел ко внутреннему миру человека, установить непосредственную причинную связь между его социальным положением и духовным миром».

Эти суждения под корень разрушают то устарелое пушкиноведение, представителем которого и в наши дни продолжает выступать Г. Волков.

Далеко не со всеми мнениями, высказанными в сборнике, можно согласиться. Например, Г. Красухин («Наше все») с уничтожающим презрением отзывается о Ленском. Вряд ли это заслуженно, и тем более вряд ли соответствует взгляду самого Пушкина, который, безусловно, вложил в образ молодого поэта частицу своей души, и который о нем говорил, что, быть может его ждали слава и величие, не погибни он такою раннею и трагическою смертью.

Как курьез выделим перепечатанную в «Пушкинисте» статью театрального критика Н. Черняева (1854–1910) «Под впечатлением пушкинских дней 1899 года», содержащую нижеследующий изумительный по невежеству пассаж:

«По глубине и многосторонности своего гения Пушкин представляет в полном смысле слова исключительное явление. Эсхил, Софокл, Эврипид, Аристофан, Мольер были только драматурги; Сервантес, Вальтер Скотт, Диккенс, Теккерей и т. д. были только романисты; Петрарка, Данте, Байрон писали только стихами. Пушкин же равно велик и в лирике, и в эпосе, и в драме».

С последними строками согласимся. Остальное же тут, как говорится, «не только не соответствует истине, но и прямо ей противоположно». Сервантес писал не только романы, как «Дон Кихот», «Галатея», «Персилес и Сигизмунда», но и рассказы, объединенные под заглавием «Назидательные новеллы», а также и пьесы (во множестве). Часть из сих последних была переведена на русский язык А. Н. Островским, – о чем уж театралу Черняеву надлежало бы знать! К числу наиболее известных из них принадлежит «Нуманция».

Данте писал отнюдь не только стихи. Он, помимо прочего, составил латинский трактат «De monarchia»[276], где доказывает, что монархический строй предпочтителен всем другим политическим системам.

Вальтер Скотт начал свою литературную карьеру и завоевал себе прочную славу как поэт; он – автор замечательных «Песен последнего менестреля», откуда Жуковский перевел широко известного «Смальгольмского барона». Вот почему «шотландский чародей» не хотел даже сперва подписывать свои романы (первым из коих был «Веверлей»), из опасения испортить возможной неудачей в прозе свою установившуюся репутацию в качестве стихотворца.

Можно бы добавить, хотя это уже второстепенно, что и Диккенс кроме романов писал рассказы, а Шекспир, кроме театральных пьес, – сонеты.

Как видим, примеры у Черняева подобраны исключительно неудачно. Пушкин же не нуждается в возвышении за счет других выдающихся писателей: он и без того достаточно велик.

На особое место надо поставить работу В. Вацуро «С. Д. П.» (опять-таки: Москва, 1989). Она не о Пушкине, но имеет подзаголовок «Из литературного быта пушкинской эпохи». Книга посвящена литературному кружку Софьи Димитриевны Пономаревой, в котором в разные периоды принимали участие Гнедич, Измайлов, Баратынский, Кюхельбекер, Дельвиг и ряд других друзей и знакомых Александра Сергеевича, хотя он сам, по случайным обстоятельствам, салон Пономаревой и не посещал.

Что больше всего поражает в данном блестящем исследовании, это – полное отсутствие марксистского подхода, большевистской фразеологии, цитат из вождей и «классиков» коммунизма. Трудно поверить, что оно издано в СССР!

Вацуро, несомненно, тоже входит в число плеяды новых пушкиноведов, на которых можно возлагать много надежд.

«Голос зарубежья», Мюнхен, сентябрь 1990 г., № 58, с. 26–27.

Пушкинская плеяда в советском освещении

Сборник литературных очерков известного поэта Всеволода Рождественского, посвященный истории русской поэзии начала XIX в., «В созвездии Пушкина» (Москва, 1972), вызывает невольное разочарование своим твердокаменно большевистским тоном. Давая краткий анализ жизни и творчества ряда тогдашних поэтов, автор настойчиво старается найти у них революционные и в первую очередь антимонархические устремления. В результате, книга много теряет и в живости, и в правдивости, тем более, что факты, явным образом, нисколько не подтверждают того, что Рождественскому хотелось бы видеть.

Не совсем понятно, по каким соображениям он выбрал, из многочисленных стихотворцев блестящей эпохи, следующих: Державина. Жуковского, Батюшкова, Крылова, Давыдова, Вяземского, Языкова, Баратынского, Дельвига, Кюхельбекера и Рылеева. Между ними трудно было бы установить какую-либо специальную идеологическую связь или хотя бы единство литературной школы. Общего остается только то, что все они, в широком смысле слова, – современники Пушкина.