Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Ценность труда Пескова состоит, помимо прочего, в привлечении, – и частично воспроизведении, – массы документов, относящихся к жизни талантливого стихотворца, создателя «Эды» и «Гиеров», современника Пушкина, о котором тот всегда отзывался самым лестным образом, в использовании данных о нем, содержащихся в мемуарах его друзей и знакомых. Не забыта и литературная полемика, в коей он принимал активное участие.

Книга построена как художественное произведение, – «истинная повесть», – что делает ее доступнее и интереснее для читателей.

Впрочем, на наш взгляд, вставные новеллы принадлежат к числу наиболее в ней неудачного.

Баратынский, по преимуществу поэт мысли, в чем он сходен с Тютчевым, хотя и принадлежит к пушкинской плеяде, в целом меньше знаком читающей публике, чем многие другие, стоявшие в житейском отношении ближе к величайшему из их среды.

Тем более надо приветствовать впервые посвященный ему обстоятельный труд Пескова, и тем более желательно, чтобы автор продолжил свои изыскания, и рассказал нам о второй половине жизненной истории избранного им героя, – кстати – гораздо более счастливой и благополучной, чем первая.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 22 августа 1992 г., № 2194, с. 2.

И. Сурат. «Вчерашнее солнце» (Москва, 2009)

И. З. Сурат, наравне с В. С. Непомнящим, – наиболее авторитетные пушкинисты современной России.

Как она указывает в предисловии, в данной книге собраны главные ее работы за истекшие 20 лет, составляющие 656 страниц большого формата, с подзаголовком «О Пушкине и пушкинистах».

В числе разбираемых ею вопросов мы выделим статью «Пушкин как религиозная проблема» и «Пушкин о назначении России»; в которых автор далеко позади оставляет советскую пушкинистику с ее опротивевшими читателям трафаретами.

Для нее бесспорно, что для Пушкина декабристские увлечения его молодости были давно пройденным этапом, и он считал единственно приемлемым для России строем монархию, а также и то, что он все более сближался с убеждениями христианской веры, отходя от сомнений своей молодости.

Отметим, что религиозный дух вообще глубоко проникает концепции исследовательницы.

В частности, ее наблюдения над стихотворениями «Пророк», «Жил на свете рыцарь бедный» и «Родриг».

Интересны ее соображения о «Памятнике», о «Моцарте и Сальери», а также о переводе из Горация «Кто из богов мне возвратил»; отражающем дружбу поэта с Пущиным.

Большой раздел книги посвящен поэту Владиславу Ходасевичу как пушкинисту, чья деятельность оставалась малоизвестной в советской России.

Грустно читать высказывание писательницы об ослаблении у нас на родине интереса к Пушкину, и в связи с тем – изучения его жизни и творчества, каковые она связывает с расцветом технократической цивилизации, касающимся в наши дни отнюдь не только России.

Передадим ей слово:

«Процесс отчуждения от культурных ценностей прошлого связан не только с перипетиями исторической судьбы России. В этом отношении Россия пошла общим путем – общим для Европы, а может быть, и для всего мира».

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 19 февраля 2011 г., № 2910, с. 3.

П. Щеголев. «Помещик Пушкин» (Москва, 2006)

Известный пушкинист, Щеголев запятнал навеки свое имя несмываемым позором, сочинив грязный, мерзкий пасквиль, подложный «Дневник Вырубовой», полный чудовищной клеветы на Царя Николая Второго и его семью, – которые ныне заслуженно признаны святыми.

Поэтому неприятно рецензировать его, переизданные теперь в РФ работы, хотя бы и чисто научного характера.

Но постараемся дать о них объективный отзыв. В статье «Утаенная любовь Пушкина» он вполне убедительно опровергает гипотезу М. Гершензона будто бы таковой являлась княгиня М. Голицына и доказывает, что ею была М. Раевская. Справедливо отмечая автобиографические указания на нее в «Полтаве» в образе молодого казака.

В статье «Амалия Ризнич в поэзии А. С. Пушкина» он разбирает вопрос о том, какие стихи поэта посвящены его увлечению женой одесского негоцианта и делает ряд явно ошибочных заключений. Например, вопреки его мнению, дивное «Заклинание» безусловно навеяно именно ее образом. (Хотя оно и представляет собою, – чего Щеголев не знает или во всяком случае о чем не упоминает, – весьма точный перевод из Барри Корнуолла, английского романтика, которого Пушкин высоко ценил).

«Император Николай Первый и Пушкин в 1826 году» выражает несправедливо враждебный взгляд на царя и дает крайне тенденциозное и потому ложное изложение инцидента со стихотворением «Андрей Шенье». Негодяй Леопольдов пустил строфы из него в оборот под заглавием «14 декабря», представив осуждение французской революции как восхваление декабристов. Разоблаченный клеветник был за то осужден на каторгу; о чем Щеголев предпочитает умолчать.