— Не хочу жить так, как они. Каждое утро спешить на ненавистную работу и каждый вечер бегом возвращаться с нее. И еще при этом думать, что делаешь что-то важное. Я хочу жить так, как мне хочется, разъезжать всюду, заниматься любимым делом. Не хочу нигде оседать.
Странно было слышать такие речи от двадцатипятилетнего парня, ведь обычно так говорят подростки, у которых еще сохранилась вера в то, что жизнь будет какой захочешь. Она бы и была такой, но чем старше становится человек, тем чаще он начинает думать, что счастье можно достичь, только став успешным, богатым и известным. Я не раз слышала от своих знакомых ровесников мечтательные речи о тех временах, когда они разбогатеют и станут почтенными и многоуважаемыми людьми. Теперь же рядом со мной сидел парень на четыре года старше меня и говорил о тех вещах, о которых, в общем, мечтает почти каждый. Только ему, в отличие от других, удалось сохранить эти мечты даже в двадцать пять, когда, по негласным общественным законам, человек должен твердо стоять на ногах и идти по жизни широким шагом.
Это не были пустые речи. Игорь действительно жил так, как хотел. Благодаря спонсорам, которых он представлял на соревнованиях, он спокойно мог заниматься любимым делом и при этом еще зарабатывать. А так как соревнования проходили в разных городах, то и сидеть на одном месте ему не приходилось.
Постепенно разговор переменился, и я была рада, что не придется больше говорить о будущем. Подобные темы всегда меня угнетали, ведь я понятия не имела, чем заниматься в дальнейшем, после учебы. Взглянув на часы, я удивилась тому времени, которое они показывали: мы довольно долго сидели у магазинчика, но никто этого, похоже, не заметил. Кто-то мне что-то сказал, и я, с тяжким вздохом, произнесла, что мне завтра на работу. Тут Игорь спросил:
— Тогда зачем ты работаешь, если работа так тебя угнетает?
Я не знала, что на это ответить. Ради денег? Увы, платили слишком мало, чтобы я могла думать, будто эта работа меня обогащает. Сказать правду, что меня погнали на работу родители, грозя, в случае моего отказа, вышвырнуть меня из дома, было стыдно. Поэтому я молча смотрела на Игоря. Поняв, что мне нечего сказать, он улыбнулся и покачал головой. От этого мне стало еще хуже. Внезапно я стала человеком, который не может быть хозяином своей судьбы, и более того — человеком, который и не собирается что-то с этим делать. В ту минуту мне стало невыносимо тяжело быть собой.
Наконец Игорь стал прощаться с нами.
— Приезжай как-нибудь в Крылатское, — сказал Марат напоследок.
— Никогда, — быстро ответил Игорь и укатил.
После этой встречи остались неприятный осадок в душе и непрошеная мысль о том, что чем дальше, тем хуже придется всем нам.
И все же, несмотря на беспокойство о будущем и печаль о настоящем, которые закрались мне в сердце после разговора с Игорем, я испытывала небольшую радость оттого, что такие люди все-таки есть. Это утешало.
Утешало также и то, что похожие взгляды разделяли люди, намного старше нас. В основном, это были старики, которые зарабатывали себе на жизнь тем, что играли на музыкальных инструментах в парках и сквериках. Понятно, что для большинства людей они — всего лишь отребье, клянчущее жалкие копейки, но для многих из нас они были примером того, что, несмотря на всю невыносимую тяжесть, жизнь можно любить так же, как и в двадцать лет.
— Неприятно, когда тебе говорят, что надо идти работать, — говорил нам один старик с флейтой, — даже молодые парни — нет-нет да и упрекнут. Один такой недавно подошел, стал говорить, мол, лучше бы делом каким занялся, а какое в мои годы дело? Я так батрачил в молодости, что теперь могу себе позволить отдых. Вот я и сказал парню: «Недалеко от парка есть рынок, пойдем-ка потаскаем вместе мешки с овощами, как это делал я в твои годы», — он тут же замялся, махнул рукой и ушел. Или вот солдат молодой — тоже пристал, говорит, иди, дед, работать. А я его спрашиваю: «Вот когда полк маршировать идет, кто во главе его? Конечно же, оркестр — барабаны и флейты. Иначе как боевой дух поднимать?». Я разве кому плохо делаю? Да и не мешаю вроде тоже. Ведь игра — это такой же труд, как и все остальное. Жаль, что не все люди это понимают.
Последнюю фразу старик говорил вовсе не с грустью, а так, будто привык к этой очевидной истине и относился к ней, как к чему-то само собой разумеющемуся. Не согласиться с ним было трудно.
Честный человек
Если зарабатывание денег игрой на флейте было в некоторой степени даже благородным, то откровенное назойливое попрошайничество меня раздражало. Правда, попрошайки были в основном безобидны. С одним таким мне удалось познакомиться на Площади. Он подошел просить мелочь, и Марат, сперва недоуменно взглянув на него, вдруг просветлел.
— А! Это ты, дружочек! — воскликнул он радостно и, повернувшись к ребятам, которые были поблизости, представил незнакомца: