Вечный шах

Оглядываясь назад, я могу точно определить момент, когда полюбила мужа. У него были какие-то неприятности на работе, то ли он угробил очередную бабку, то ли, наоборот, к неудовольствию родных и близких, слишком отсрочил ее переход в мир иной, во всяком случае, на него настрочили жалобу. Муж, до этого купавшийся в благодарностях и почетных грамотах, не привык к такому и очень расстроился, переживал, что его могут уволить. Я по долгу службы знала, как обращаться со склочными родственниками, хотела расспросить его подробнее и подсказать, что надо делать, но вдруг поняла, что ему нужно от меня не это. Будто озарило свыше. Я просто обняла его и ничего не сказала. Даже пафосные фразы типа «вместе мы справимся» оставила при себе.

Это был странный момент единения. Очень странный, почти сверхъестественный, но он случился, когда мы стояли в кухне, крепко обнявшись, а он свободной рукой переворачивал котлеты.

С тех пор я поняла, что строки типа «вечностью дышать в одно дыханье» это не просто фигура речи, не пустая красивость, а выражение настоящих высоких чувств, которые иногда посещают людей, когда они меньше всего этого ждут.

Мы жили вроде бы каждый сам по себе, я пропадала в больнице, он — на своем любимом участке. Обедали на работе, вечером пили чай с чем бог пошлет. Он не пилил меня за невыглаженное белье, я не попрекала его незабитыми гвоздями, но парадоксальным образом у нас в доме всегда было чисто и хорошо.

Снова оговорюсь, что не мне давать советы по семейной жизни, потому что мое счастье в итоге оказалось слащавой декорацией, закрывающей такой ужас, который не приснится и во сне, но все же отмечу один важный момент: если надо подбирать слова, то не надо подбирать слова. Когда вы пытаетесь достучаться, объяснить, что вы чувствуете и почему поступили так, а не иначе, остановитесь. Любящий человек поймет вас без слов. И даже не любящий, а просто нормальный. Или даже не поймет, но допустит, что у вас есть важные резоны ваших действий и вообще не все ваши действия направлены на то, чтобы его оскорбить и обездолить. Когда вам говорят «вот если бы ты нормально объяснил»… Да что там, просто «вот если бы ты…», разворачивайтесь и уходите. Как минимум ничего не отвечайте, каши вы с этим человеком не сварите.

Мне казалось, что мы с мужем понимаем друг друга без слов. Иногда я думала, как хорошо было бы в такой теплой атмосфере родиться и расти детям, но тут судьба меня хранила. Я не знаю, как поднимала бы ребенка сейчас, если сама еле устояла на ногах после удара.

Вместо детей у нас были Лиля с Никитой. Все было подчинено тому, чтобы сделать жизнь ребенка максимально сносной, компенсировать его заболевание настолько, насколько это в принципе возможно.

«Никита держит головку», «Никита сел самостоятельно», «Никита сделал первый шаг» — то, что в других семьях происходит само собой, для нас было гигантскими достижениями, трудными победами в битве с болезнью.

Я не хотела привязываться к этому малышу. Вообще, если говорить о распределении ролей в нашем необычном семействе, то мы с мужем были для Никиты скорее как два отца, причем он более любящий и внимательный. Я была отец-добытчик, зарабатывала деньги и без конца доставала, доставала, доставала. То путевки, то специальные коляски, то импортные ноотропы, то курс массажа… Короче говоря, вклад мой в Никиту был достаточно велик, и никто не требовал, чтобы я еще и нянчилась с ребенком.

Так прошло несколько лет. Я была счастлива, иначе, чем мечтала, не так остро, но сильнее и спокойнее. А потом судьба с хохотом сорвала занавес, и мне открылась ужасающая правда.

Сначала у Никиты обнаружили болезнь крови. Лиля в один день постарела на десять лет. Узнав диагноз, она оставила Никиту с мужем, а сама приехала ко мне, выла и билась головой о стену, а я пыталась напоить ее валерьянкой. Мне очень хотелось сказать, что это, может быть, и лучше, ребенок отмучается, а у нее появится шанс выйти замуж и родить здоровое дитя. Думаю, если бы я произнесла это вслух, она бы меня убила.

Начались униженные обивания порогов. Один профессор, второй, третий, все были единодушны в том, что химиотерапии ребенок не перенесет. Точнее, шанс, что химия поможет, настолько невелик, что нет никакого смысла подвергать ослабленного ребенка дополнительным страданиям.

Про себя я соглашалась с мнением специалистов, но понимала, что мать не переубедишь, она будет сражаться за свое дитя до самого конца.

Лиля носилась по врачам как одержимая и в конце концов узнала, что у нас в НИИ онкологии проводят заключительные клинические испытания препарата, который показал огромную эффективность в эксперименте и на людях. При относительно невысокой токсичности он в сочетании с другими химиопрепаратами вызывает стойкую ремиссию.

Говоря простым языком, если Никита попадает, как говорится, «на протокол», то у него появляется серьезный шанс выздороветь.