Читаем Вечный слушатель полностью

Все коллеги по насесту

Говорили: "Коппен, друг,

Вырвать жала у гадюк

Нынче очень будет к месту!

Обличительную речь

Гордо нам прокукаречь!"

Но отвратен Рыдоглазу

Речи коппеновской пыл;

Сей премудрый возопил:

"Требую унять пролазу!

Мира нам не знать, пока

Не спихнем его с шестка!"

Чаще плачут крокодилы,

Чем рыдает Рыдоглаз;

Правда, слезы в этот раз

Не явили должной силы,

Ибо на любом углу

Пели Коппену хвалу.

Коппен, в пении неистов,

Слышен был во всех дворах,

Понуждая пасть во прах

Сиплых воронов-папистов,

Разносилось далеко

Коппеново "ко-ко-ко".

Но печально знаменитый

Петушонок Толстолоб

Стал протестовать взахлеб:

"Нешто я дурак набитый?

Мне ль возвысить не пора

Знамя птичьего двора?

Я проквохтать честь по чести

Все решился петуху,

Что в короне, наверху,

На златом сидит насесте!

Я, свой пыл не утоля,

Обкудахтал короля!

Так что горе куролесу,

Словоблуду и хлыщу!

Я хитон с него стащу,

Я ему испорчу мессу!

Я спихну еретика

Нынче с нашего шестка!"

"Браво! Я вдвоем с тобою!"

Подпевал ему Кулдык,

Подстрекавший забулдыг

Недорослей к мордобою,

Чтоб растерзан был толпой

Злоязычный Пивопой.

Сброд погром устроил мигом:

В драке наподобье той

Древле пал Стефан святой.

Но ответил забулдыгам

Комендант: в конце концов

Пристрелил двух наглецов.

Речь взгремела Дудкодуя:

"Громче грянь, моя труба!

Славься, честная борьба!

Голодранцы, негодуя,

Поведут ужо плечом

Всем покажут, что почем!"

Глядючи на эту кашу,

Тихоплут растил брюшко:

Жить, подлец, тебе легко,

Только надо ль бить мамашу?

Коль осатанел, со зла

Бей осла или козла.

Коменданту сброд в округе

Прочил скорый самосуд:

Об отмщенье вопиют

Убиенные пьянчуги!

Воздавая им почет,

Что курятник изречет?

Из побитых забулдыг там

Был один весьма хвалим;

Занялся курятник им;

Забулдыга был эдиктом

Возведен в большой фавор

Святотатцам на позор.

Коменданту петушатней

Был вчинен кровавый иск:

Раздолбать злодея вдрызг!

Нет преступника отвратней!

Горе! Кары не понес

Богомерзкий кровосос!

Петухи орали: "Братцы!

Нас покинул куропас!

Ишь, под клювом-то у нас

Поплодились куроядцы!

Птичню вызволим скорей

Из-под вражьих топтарей!"

Злость объяла Кокотушу:

"Распознавши гнусный ков,

Истребим еретиков!

Вспорем Коппенову тушу!

Никаких сомнений нет,

Он - проклятый куроед!"

Коппен, ярый в равной мере,

Рек: "Не кинь меня в беде,

Боже, в сей курятне, где

Злочестивцы, аки звери,

Правят шабаш, сообща

На невинных клевеща!"

Коппен, полон красноречья,

Проповедовал добром,

Что грешно творить погром,

Наносить грешно увечья,

И среди пасомых птах

Поутих "кудах-тах-тах".

Но Кулдык молчать не хочет:

"Паства, ты внимать не смей

Чепухе, что этот змей,

Этот непотребный кочет

Прочит твоему уму:

Мне внимай, а не ему!"

Собирает Жаднус глупый

Всех ломбардских петухов:

"Зрите скопище грехов!

Се кудахчут курощупы!

Обуздать давно пора

Сих сквернителей добра!

Вы спихните василиска

В ядовитую дыру,

И ко птичьему двору

Впредь не подпускайте близко;

Он растлит в единый миг

Наших лучших забулдыг!"

Главный Дурень был взволнован,

И сказал такую речь:

"Должно клювов не беречь!

Коппен должен быть заклеван,

Раз не в меру языкаст!

Клюйте кто во что горазд!"

Мстит курятник за бесчестье:

"Прочь поди, поганый тать,

Ты, посмевший кокотать,

Оскорбляя все насестье!

Разом сгинь, без лишних слов,

Окаянный куролов!"

Не стерпевши клювотычин

И чужих "кукареку",

Коппен скоро впал в тоску,

Коппен, скорбен, горемычен,

Потеряв навеки честь,

Должен был с насеста слезть.

Он рыдал: "Уйду! Уеду!"

А в курятне петушки,

Задирая гребешки,

Кукарекали победу:

Был безмерно боевит

Их самодовольный вид.

Но, блюстители порядка,

Ждите: Коппена узреть

Вам еще придется впредь,

Распевающего сладко,

Все восквохчут, веселясь:

"Славься, Коппен, курий князь!"

Зрите, городские стражи,

Как лютует Толстолоб,

Пресловутый остолоп,

В проповедническом раже;

Он грозит: пришлет баркас

И на нем потопит вас.

Что курятнику приятней,

Чем мечтам отдаться всласть,

Захватить решивши власть

Над валлонскою курятней,

Но кричит петух-француз:

"Спрячь, бабуся, пятый туз!"

Знайте, стражи, что негоже

Петухам впадать во грех:

Покаплунить должно всех!

Змей предстанет в новой коже,

Но незыблемо вполне

Благонравье в каплуне.

Коль петух заплакал - значит,

Он кого-то наповал

Ненароком заклевал.

Оттого он, аспид, плачет,

Что неслыханно устал:

И клевался, и топтал.

Мартен, яростный рубака,

Ритор и головомой,

Подголосок верный мой,

Мартен, певчая макака,

Гордо шествуй впереди,

Всех папистов угвозди!

Если, петухи, охота

Перья вам терять в бою,

То терпите песнь мою,

Не хулите роммелпота,

Не желаю быть в долгу:

Вы наврете - я налгу.

Рейнтье, ведь и ты получишь!

Не учи других клевать,

Ибо Коппену плевать,

Что его хулишь и жучишь:

Не притащится тишком

Он с повинным гребешком!

Дурня Главного могу ли

Я в стихе обидеть зря:

Сам себя искостеря,

Пусть в Алжир плывет в кастрюле,

Чтобы дотянуть, дрожа,

До кастрильного ножа!

Что нахохлились сердито?

Что цепляетесь к словам?

Это все поведал вам

Безответственный пиита,

Что потщился, не соврав,

Описать куриный нрав.

Вопросить всего логичней

У апостола Петра:

Птичня, бывшая вчера,

Хуже ли новейшей птични?

Спорим, Петр-ключарь в ответ

Коротко ответит: "Нет!"

СКРЕБНИЦА

Господину Хофту, стольнику Мейдена

Как, стольник, возросла людского чванства мера,

Что верою себя зовет любая вера!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное