Вечный слушатель

Грядет гроза и судный меч подъемлет,
темнеют побережья и отроги.
Вкруг сердца замыкаются дороги,
и одинокий ждет, и чутко внемлет,

он долго от окна уйти не хочет,

и словно ждет назначенного срока,
и слышит: тяжкий голос издалека
угрюмо и задумчиво рокочет.

Он смотрит в глубь себя, дрожа от страха,

где в нем покойник ожидает спящий;
в предощущеньи молнии разящей
он знает — для него готова плаха

и приговор — он мечется в кошмаре,

он жаждет жизни, к смерти не готов он,
он жутким одиночеством закован
и вопиет о неизбежной каре…

Из бездны восстают на гребне шквала

пророчества, что сделались законом,
и вихрь ужасен реющим знаменам
вкруг темных стен, — и страстью небывалой

охвачен человек — стать пеплом, тенью,

чтоб были все влечения разбиты,
чтоб не искать в себе самом защиты,
во снах и грезах — но его моленью

ответа нет, призывы бесполезны,

во всезабвенье все бесследно канет —
и он на запад горько руки тянет,
где ждет душа первоначальной бездны, —

над сердцем, пламенеющим в испуге,

кричат деревья, черные от влаги,
и на ветру трепещущие флаги
развешивает дождь по всей округе…

И суд, никем вовеки не обманут,

вершится вспышкой молнии блестящей:
и человек, и в нем покойник спящий,
вдвоем к концу времен сейчас предстанут.

Любовь странника

Друг с другом будем мы нежны, дитя,
о горечь нашей жизни одинокой,
что с древним ветром осенью глубокой
летит меж звезд, как листья, шелестя.

О, мы с тобою будем лишь нежны,

слова любви да будут позабыты:
столь многие сердца уже разбиты
и ветром, словно прах, унесены.

Мы — как листва, что, тихо шелестя,

покоится на ветках в сонной дреме, —
и все неведомо на свете, кроме
того, что знает ветер, о дитя.

Мы оба одиноки — потому

я взгляду твоему отвечу взглядом,
и меж последних снов мы будем рядом,
в молчанье погружаясь и во тьму.

Уйдет любовь, под ветром шелестя,

а ветер принесет еще так много, —
но прежде чем нас разлучит дорога,
друг с другом будем мы нежны, дитя.

Лилит