Вечный сон

Кости гладкие, словно их годами точила вода. Продолжая петь дрожащим голосом и стараясь не смотреть на сов, которые вот-вот снова достигнут ее лица, Анэ начинает ломать кости.

Одну за другой.

Не открывая рта, дети издают единый громкий стон, который почти полностью перекрывает вой ветра. Совы резко падают на снег. Фигурки детей постепенно сливаются с воздухом, становясь одним белым полотном, – Анэ кажется, что они превращаются в искры и продолжат летать, не исчезая и не отпуская.

Она прекращает петь лишь тогда, когда окончательно пропадает последний из детей. И только она закрывает рот, как понимает, что в одном из них были очень знакомые ей черты.

Буря затихает. Ветер все еще бушует, и снег все еще сыплется на землю, но Анэ всего этого как будто не слышит. Мир вокруг окрашивается даже не в белый – в тусклый серый цвет.

Раненная совой щека горит только сильнее.

Анэ пытается разглядеть очертания ребенка, маленькой-маленькой девочки, в уже сплошной тьме – но ничего больше не видит. Лишь пустоту и одиночество. Женщины одновременно издают облегченный вздох, и Анэ вдруг хочется прогнать их вслед за детьми. Потому что она прекрасно знает, что это за духи и почему они были здесь.

Ангиаки. Духи детей, восставшие после смерти с одним лишь желанием – отомстить за то, что их оставили умирать из-за холода и голода.

– Спасибо вам! – Чья-то рука дергает ее за рукав. – Мы бы без вас пропали!

Анэ неотрывно смотрит на трупики сов, припорошенные снегом. Их почти не отличить от сугробов – выдают лишь черные пятна на перьях. Она медленно опускается на колени и протягивает к ним руку – знает, кого ей напомнили эти души.

– Вы понимаете, кто это был? – сипло спрашивает Анэ, не сводя взгляд с птиц. Ей хочется думать, что они наконец-то нашли покой.

– Духи детей, да? Ангиаки?

Анэ медленно кивает, не зная, видят они это или нет.

– Они озлобились на вас. Вы бы все здесь умерли.

Женщины удивленно вздыхают. Анэ заставляет себя рассмотреть каждый из трупиков в подробностях – не упуская из внимания ни одно перышко, ни один коготь, ни один клюв.

– Детям приходится возвращаться, чтобы отомстить вам за свою же смерть, – говорит она громко, через боль. – Мой отец был прав, что так к вам относился.

Анэ делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Крепко зажмуривает глаза. Отмахивается от восстающего перед глазами образа пещеры – сила ей сейчас не нужна, да и ничего уже не нужно. Медленно встает, отряхивая штаны от снега, открывает глаза и поворачивается к женщинам – напуганным черным силуэтам, к лицам, испещренным шрамами. Словно маленькие фигурки, женщины жмутся друг к другу, смотря на нее с удивлением, восхищением и страхом. Анэ думает, что бы сделал отец, но сама уже не знает, как воспринимать всех этих глупых, жестоких людей – то ли как людей, то ли как фигурки, то ли просто как источники силы.

Ей хочется верить, что она – самый настоящий человек.

– Никогда больше не убивайте детей.

– Но мы не… не…

Отвернувшись, Анэ пытается взять в руки побольше снега, чтобы закрыть им тела сов, – но пальцы жжет, они трясутся так сильно, что у нее ничего не получается.

За спиной она слышит плач женщин, подхватываемый ветром и уносимый куда-то в море. Они переговариваются тихими дрожащими голосами, видимо, пытаются успокоить друг друга.

– Чего вы ждете? – говорит Анэ, упрямо продолжая собирать снег.

– Нам… нам можно идти? – спрашивает одна из женщин и тут же начинает рыдать.

Анэ столбенеет. Снег выпадает из красных ладоней. Она не хочет поворачиваться, не хочет смотреть им в глаза – но и без того прекрасно знает, что они сейчас делают и как на нее смотрят.

Они ее боятся. Так же, как и отца. Анэ силой прогоняет из сознания образ его черной макушки, встряхивает головой, сжимает кулаки крепко-крепко, будто этим может хоть как-то повлиять на свой беспорядочный гул мыслей.

– Я не ангакок. Делайте что хотите, – бросает она и тут же слышит, как разбегаются плачущие, стонущие от страха женщины.

Анэ хорошо помнит эту девочку. Ее звали Арнак – отец помог ей родиться, помог и умереть. День, когда к ним в хижину пришли будущие родители девочки, врезался в память Анэ одним ярким образом – ослепительно светит солнце, с воем рушатся ледяные глыбы, и маленькая хрупкая женщина говорит что-то отцу. Как Анэ потом узнала, у нее никак не получалось понести, и отец попросил духов о помощи.

Анэ застала первые дни жизни Арнак и последние дни ее погибшей от родов матери. Застала детство, наблюдая, как младенец вырастал в девочку. С тремя черными косичками, почему-то всегда именно с тремя – и чистым, еще не украшенным какиниит круглым лицом. Отец воспитывал дочь один и дал ей материнское имя.

Чувствуя с ней необъяснимую тонкую связь, Анэ часто наблюдала за Арнак, сидя на входе в их с отцом хижину. Девочка ничего не боялась – всегда первой подходила к забитым китам, к вернувшимся с добычей охотникам, к разозленным собакам. Анэ запомнила, что во время разговора с детьми Арнак иногда почесывала нос – быстрое, но очень заметное движение. Затем она нервно встряхивала тремя косичками и убегала играть.