Жила Ирина почти в центре, неподалеку от базилики Святой Ирины, в честь которой и получила свое имя, и акведука Валента высотой метров двадцать пять, соединявшего два холма города, и видного издалека. В двадцать первом веке он будет пониже, наверное, просядет, и хорошо заметен только в том месте, где пересекает бульвар Ататюрка. Дом у нее был двухэтажный каменный с перистилем — колоннадой по трем сторонам квадратного двора, поддерживающей галерею — типично греческий. Ирина мне рассказывала, что языком общения плебса сейчас является латынь, а знать разговаривает на греческом и старается жить, как греки. Знать всегда находит незамысловатый способ выпендриться. Я помнил, что скоро все восточные римляне решат стать знатными и перейдут на греческий язык. Тщательно оштукатуренные и побеленные торцы двух крыльев дома, выходящих на улицу, были глухие. Их соединяла такая же ухоженная каменная стена трехметровой высоты со входом арочного типа в центре, закрытом толстыми дубовыми воротами, в правой створке которых была дверь для пешеходов. Когда мы подъезжали, дверь была открыта, и в ней стоял старый чернокожий раб-привратник, который, заметив паланкин, сразу распахнул ворота. Двор был метров двенадцать на четырнадцать. С трех сторон на уровне второго этажа шла деревянная галерея шириной метра три, опирающаяся на кариотиды из мрамора цвета слоновой кости. Я сперва подумал, что и стены первого этажа облицованы коричневато-красным мрамором, но потом разглядел, что они просто расписаны под него на римский манер создавать иллюзию более ценного, чем есть на самом деле. По центральной линии двора, но ближе к воротам, был квадратный фонтан с изогнувшимся в прыжке черным китом, из головы которого поднимался невысокий, я бы даже сказал, жиденький фонтанчик. Бортики из черного камня были высотой с полметра, но чаша, выложенная голубоватой плиткой, глубиной метра полтора. В правом крыле на первом этаже были коморка привратника. Затем шли конюшня, «паланкинная» и комнаты других рабов, которых, как рассказала Ирина по пути, у нее восемнадцать человек. Зачем столько в городском доме — вопрос на засыпку. В левом крыле были два туалета, но разделялись не по половому, а по социальному признаку. Затем парная с мраморными полками и то ли большой мраморной ванной, то ли маленьким бассейном. На стене была мозаика в виде бога морей, причем почему-то римского Нептуна, поскольку был без трезубца, обязательного у греческого Посейдона. В центральной части дома, через стену с ванной, располагалась кухня, где заодно и грели для нее воду, дальше — столовая, она же ойкос — центр домашней жизни — и самая большая комната на обоих этажах, мужская (андрон), в которой хозяин принимал гостей, устраивал банкеты. В ойкосе мозаичный пол изображал похищение Европы, а в андроне — войну амазонок. На стенах в обоих этих помещениях, а так же во всех на втором этаже написаны фрески с сюжетами из древнегреческих мифов и в неглубоких полукруглых нишах стоят небольшие мраморные статуи языческих богов, потерявшие свой сакральный смысл и ставших просто украшением. Во всех помещениях окна с деревянными решетками и сейчас открытыми ставнями были только в стенах, выходивших во двор. На второй этаж вела, начинаясь в паре метрах от фонтана, лестница из дерева, покрытая красным лаком, из-за чего в тех местах, где на нее падали солнечные лучи, казалось, что кровоточит. Наверху были три хозяйские спальни, маленькая для рабынь госпожи и четыре большие кладовые.
Дом достался Ирине от мужа Луция Лоллия, который отвечал за сбор налогов в провинции Дардания. Точнее, не ей, а ее сыну, названному в честь покойного мужа.
— Наш малыш родился семимесячным, поэтому все считают его сыном Луция. Я решила, что так будет лучше, иначе родственники мужа потребовали бы свою часть наследства, — объяснила Ирина. — Потом усыновишь его.
Мой сын спал в спальне хозяйки дома в деревянной люльке с двумя полукруглыми поперечными ножками, как у кресла-качалки. Люльку легонько покачивала рабыня лет десяти, худенькая и страшненькая, смотревшая на ребенка влюблено, как на собственного. Мальчик был светловолос, круглолиц и, как сообщила мама, голубоглаз — в папу, но нос с горбинкой — в нее. У женщин все дети похожи на папу, только не уточняют, на официального или реального.
После осмотра жилища я попарился в бане. Мне сделал массаж банщик-евнух, полноватый сириец с крепкими руками. У Ирины все рабы мужского пола кастрированы, а женского — уродливы. Это был компромиссный вариант между желаниями ее и бывшего мужа. Потом мы позанимались любовью. Женщина после родов — это совершенно другой сексуальный партнер, более требовательный и жадный к плотскому, а не к платонике, как нерожавшая.
— Я хочу на завтра пригласить родителей и других родственников на свадебный пир, иначе пойдут нехорошие разговоры о нас с тобой, — как бы советуясь со мной, сказала Ирина, прижимаясь ко мне расслабленным, удовлетворенным телом.