— Пехота, не стрелять. Они нас не видят! — звучит крик Зиновия по отношению к поддержке.
— Добро, командир, покуда перекурим! — отшучиваются снаружи.
Нет страха, нет сковывающего ужаса — мы знаем, куда идём и за что боремся. Как на ладони — два десятка несущих смерть машин, навозных жуков, блестящих панцирями на солнце. Никто не звал, пришли сами, оккупанты ху…
— Ловушка захлопнулась! Они твои, Андрюха!!! — прерывает мои размышления Зиновий.
Ещё один выстрел, грохот больно ударяет по ушам. Наушники шлема сгладили звук, но не до конца. Дула запертых танков разворачиваются в нашу сторону. Вылезшие из горящих танков немцы, как горох, катятся с дамбы, но бойцы из поддержки встречают их шквальным огнем.
— Огонь! Ребята, жгите чертей! — сквозь стрёкот выстрелов доносится снаружи.
Дальнейшее смешивается в один лязгающий, грохочущий, взрывающийся ад. Мы стреляем, выводим танки противника из строя, в нас палят, но не могут пробить. Окалины от попаданий летят в лицо, от грохота ударов по броне из ушей течет кровь. Пороховые газы не дают дышать. Сбивают перископ, Зиновий едва не в слепую отдает команды.
Опять и опять выстрелы, Николай без устали перезаряжает. Живыми нас не отпустят, но мы и не собираемся сдаваться. До успеха ещё немного, ещё чуть-чуть.
— Пушку притащили? По пушке прямой наводкой — ннна! Ещё? На!!
Время теряет смысл, важно лишь расстояние и точность. Залп за залпом, залп за залпом, залп за залпом. За Родину, за родных, за мир!!!
В один момент всё стихает. Взрывов нет, остаётся перемежающийся треск автоматов. Немцы отступают, но колонна остаётся на дамбе. Черная, горящая, разбитая.
Двадцать два танка, двадцать два коробка на гусеницах. Недавно такие грозные и смертоносные, машины превращаются в кучу бесполезного металла. Словно колонну жуков травят дустом, и кто-то огромный поджигает замершую цепочку.
— Хорошо горят, товарищ комбат! — сквозь вату в ушах пробивается голос Зиновия, он телефонирует по станции.
Глянул на часы, ого! Полчаса как одна минута. Автоматная стрельба стихает.
— Молодцы! Забираем охранку и поехали в другой окоп, дальше тут смысла нет оставаться. Пять минут перекур и двигаем, — командует Колобанов.
— Зиновий, двадцать два танка! Тянет на орден! — доносится голос Павла.
— Ну да, живыми бы остаться и то ладно, а потом уже и о медалях подумаем. Тем более, что мне вряд ли финскую забудут, — горько усмехается Колобанов.
Мы аккуратно вылезаем, с трудом открываются люки. С докладом подлетает лейтенант из поддержки. Пехота тоже изрядно потрепана, лица измазаны, многие занимаются перевязкой. Ребятам здорово достается, но к танку никого не подпускают. Настоящие герои.
— Сержант, — дергает меня за рукав пожилой боец, — пойдем чего покажу. Сколько лет живу, да не перестаю удивляться.
— Отец, поедем скоро.
— Да мы быстро, — и тянет меня за собой.
Я прохожу за бойцом сквозь кусты, через разлапистый ельник и оказываюсь на небольшой полянке. От увиденного у меня вырывается крепкое словцо.
Посмотреть есть на что — на полянке в разных позах лежат полуобнаженные враги, те самые разведчики. Разорванная черная форма сползает лохмотьями с окровавленных тел. Но не это привлекает мое внимание — неподалеку обнимают землю два необычных существа, похожие одновременно на волка и человека. Их изрешеченные пулями тела уродливо смотрятся среди ромашек и васильков.
— Глянь, у одного даже мотоциклетный шлем на башке, — и боец, не опуская ППШ, мотает головой в сторону лежащего тела.
Я подхожу посмотреть поближе. Оскаленная пасть, когтистые лапы, волосатое тело и свастика на повязке. Жуть.
И эта жуть сверкает на меня желтыми глазищами и ударяет огромной лапищей. Едва успеваю отдернуть ногу, как по дергающемуся телу проходится автоматная очередь. Тварь хрипит и выгибается в смертельной судороге. На моих глазах: шерсть исчезает в коже, втягивается морда, укорачиваются зубы. Через несколько секунд вместо страшного монстра лежит обыкновенный человек, по мускулистому телу пузырятся кровью пулевые отверстия.
— Не зевай, сержант! — гаркает пожилой воин, — А то не дождется мамка молодого бойца. Вот и остальные сперва такими же пугалами скалились, покуда мы их не расстреляли. Давай-ка под этих образин наложим растяжек, благо гранат вдосталь, да вон из-за той сосны и дернем. Не след подобной пакости валяться на земле русской.
— Ага, точно не след! — передо мной ещё маячат блики желтых глаз.