Ведарь

Боец вытаскивает из заплечной сумки связку «РГДшек», пока взводятся пружины и закладываются капсюли, я рассматриваю последнее чудовище. Зубищами можно разгрызть траки у танка. Огромные лапы с удлиненными пальцами и блестящими черными когтями способны как раздирать живое тело, так и срывать пластины брони.

Что за страшные эксперименты творятся на задворках гестапо?

Боец подкладывает под каждое тело по гранате. Снаряды сверкают на солнце яркой «рубашкой». Двигается осторожно, дуло ППШ постоянно нацелено в голову очередной жертве. Я аккуратно привязываю к рукоятям бечевку и отдаю бойцу. Верчу в руках очередной снаряд, чтобы разглядеть необычную оболочку РГД. Ярким огнем горит малиновая проволока.

— Отец, так у тебя медяха намотана?

— Да, сынок, не впервой подобных гостей принимать. Случалось ранее встречаться! Медяхой не хряпнешь — глядь, а они уже как новенькие скачут. Аккуратно, не урони! Обидно будет на крайней подорваться, — боец подмигивает и граната ныряет под последнее существо, — Так, а теперича отходим до сосны.

— Меня-то, зачем позвал? Других мало?

— Чую в тебе кровь сильную, сейчас взорвем эту нечисть, да и расскажу кой-чаво.

Прилежно стравливая концы привязанной бечевы, мы отползаем до огромной, в три мужских обхвата, сосны.

— Закрой уши и открой рот, сынок! Иначе контузии не оберешься! Ну, с богом! Раз, два, три! — боец дергает к себе пучок веревок и падает рядом в сырой мох.

Автомат стукает о выступающий корень, я подтягиваю ноги к груди. И грохочет взрыв. Подхватывает воздушная волна и…

Я приложился спиной о твердую стену камеры.

Глаза распахнулись, и я увидел волосатую руку с выколотым восходом солнца. Заточка в руке прорвала матрац и лязгнула о металлические трубы шконки. Она соскользнула со спрятанного медальона и по пути пропорола одежду.

Я изо всех сил выстрелил ногой по роже владельца заточки, пока тот снова не успел ударить. Жмырь отлетел назад, широкая столешница приняла на себя вес зека. Шаткие ножки подломились, вслед за неудавшимся убийцей посыпались тарелки, ложки, нехитрая снедь. Обедавшие сокамерники отодвинули табуретки от заключенного, облитого похлебкой.

— Что за дела? — я спрыгнул с койки.

Из-под обломков стола вылез «почтальон». Мне показалось, что у него удлинился левый клык, высунулся из разбитых губ. Зуб тут же исчез, и я списал это видение на остатки сна.

— Я же говорил что он подсадной! Смотрите, честные сидельцы, как с него пот краску смыл! — размазывающий кровавые сопли Жмырь указал на меня.

Я провел рукой по лицу, боли от вчерашних побоев не ощущалось. Также как и в больнице — за одну ночь зажили синяки и ссадины. На руке темнели крошки почерневшей крови, какие остаются после расчёсывания затянувшейся раны.

— А ведь и точно! Где твои фонари, паря? — Черный внимательно разглядывал меня.

Я подскочил к висевшему осколку зеркала. На меня смотрел здоровый двадцатилетний парень, скуластое лицо обрамляла подросшая мягкая щетина. Никаких намеков на синяки и ссадины.

— Не знаю, что со мной происходит! Поверьте — сам в шоке, но я не утка и никогда не работал на милицию! — я поднял руки. Может, поверят и успокоятся?

Почему-то вспомнился эпизод на полянке — там тоже не поверили.

— Вали утку! — коротко бросил Черный.

Задержанные поднялись с мест. Угрюмые лица не предвещали ничего хорошего. У двоих руки за спиной, явно не с конфетами.

Опять? Да сколько же можно? Я прижался спиной к холодной двери. Хмурые лица приближались, доказывать что-то бесполезно. Поднял руки в стойку, кого смогу — заберу с собой. В теле играла веселая сила, от вчерашней боли не осталось и следа. Страха нет, терять нечего.

«Когда спасаешь свою жизнь — бей первым! В этом половина успеха!» — так говорил наш тренер по рукопашному бою. От удачного удара отлетел Киргиз, зацепил по дороге ещё троих. Камера не располагала к нападению скопом, а поочередно подходящим изрядно достанется. Я не собирался так просто сдаваться.

Жмырь, согнувшись, метнулся ко мне. Движения снова замедлились, как в милицейской машине. Я видел кулак, но он летел так медленно, что за прошедшее время успел рассмотреть синие перстни на волосатых пальцах. Отбив удар, я со всего маху звезданул лбом по переносице, в точку, где срослись мохнатые брови.

И снова увидел выросший клык! На сон списать не получится, зуб кончиком уперся в щетину на подбородке. Жмырь метился мне в горло!

Как в замедленной съемке разлетелись красные брызги бьющей из носа крови. Жмыря отнесло обратно к обломкам стола. Наваждение замедленного времени, по-другому и не назовешь, спало резко, словно кто-то щелкнул выключателем.

Только что заключенные двигались как просыпающиеся весной мухи, что перезимовали между рамами, медленно разевались рты и поднимались кулаки, как тут же окружающая реальность переменилась. Плывущий по воздуху Жмырь рухнул в разбитые доски. Зеков мотнуло ко мне. Ещё двое отлетели прочь, когда в мой живот вонзилась чья-то нога…

Перехватило дыхание. Не падать — держаться! Пропустил удар в челюсть, шипение матюков слилось в накатывающий рокот прибоя.