Читаем Веди свой плуг над костями мертвых полностью

Так я говорила, пока он писал. Женщина вышла, и я слышала, как она разговаривает по телефону. Никто меня не слушал, но я продолжала эту свою речь. Не могла остановиться, потому что слова сами откуда приходили, и я должна была их произносить. После каждого предложения чувствовала облегчение. А еще больше ободрило меня то, что именно тогда появился какой-то посетитель с небольшим пуделем и, очевидно, взволнованный моим тоном, тихо прикрыл дверь и начал шептаться с Ньюменом. Только его Пудель спокойно сел и смотрел на меня, склонив голову. А я продолжала:

— Ведь Человек имеет перед Животными огромный долг — помочь им выжить, а домашних — отблагодарить за их любовь и кротость, потому что эти существа дают нам несравненно больше, чем получают от нас. И надо, чтобы они прожили жизнь достойно, чтобы оплатили все счета и заработали хорошие оценки в кармическую зачетку — был Животным, жил и ел; паслась на зеленых пастбищах, рожала Малышей, согревала их собственным телом; строил гнезда, исполнил все, что должен был. Когда их убивают, и они умирают в страхе, как этот Кабан, чье тело лежало вчера передо мной, заляпанное грязью и забрызганное кровью, преобразованное в падаль — тогда мы низвергаем их в ад, и весь мир становится адом. Неужели люди этого не видят? Неужели люди не могут понять умом того, что выходит за их мелочное самолюбие? Обязанностью человека по отношению к животным является довести их — в следующих жизнях — до Освобождения. Все мы идем в одном направлении, от отчаяния к свободе, от ритуала к свободному выбору.

Так я говорила, употребляя мудрые слова.

Из каморки появился уборщик с пластмассовым ведром и заинтересованно посмотрел на меня. Охранник и дальше невозмутимо заполнял бланк.

— Это лишь один Кабан, — продолжала я. — А этот ливень мяса со скотобоен, который ежедневно приходит в города, как бесконечный апокалиптический дождь? Этот дождь предвещает резню, болезни, массовое безумие, помутнение и потерю Разума. Ибо ни одно человеческое сердце не может стерпеть столько боли. Вся сложная человеческая психика возникла, чтобы не дать Человеку понять, что он на самом деле видит. Чтобы истина до него не дошла, скрытая за иллюзиями, пустой болтовней. Мир — это полная страданий тюрьма, построенная таким образом, что для того, чтобы выжить, надо причинять боль другим. Слышали? — обратилась я к ним, но на этот раз даже уборщик, разочарованный моими словами, взялся за работу, и я обращалась только к Пуделю:

— Что это за мир? Чье-то тело, переработанное на ботинки, котлеты, сосиски, на ковер на полу, бульон с чьих-то костей … Обувь, диваны, сумка на плече с чьего живота, одежда с чужого меха, поедание чьего-то тела, порезанного на куски и зажаренного в масле… Неужели это возможно, что весь этот ужас происходит на самом деле, это массовое убийство, жестокое, безразличное, механическое, без каких-либо угрызений совести, без малейших рефлексий, которыми вроде бы полны все эти философии и теологии. Что это за мир, где нормой стали убийство и боль? Что с нами не так?

Воцарилась тишина. У меня кружилась голова, и вдруг я закашлялась. Тогда вступил Мужчина с Пуделем.

— Вы правы, сударыня. Совершенно правы, — сказал он.

Я засмущалась. Посмотрела на него сначала сердито, но заметила его волнение. Это был худощавый пожилой человек, хорошо одетый, в костюме с жилетом, я уверена, только что из магазинчика Благой Вести. Его Пудель был чистенький и ухоженный, можно сказать праздничный. Но на охранника моя речь не произвела никакого впечатления. Он принадлежал к тем мудрствующих, которые не любят пафоса, поэтому молчат как рыбы, чтобы случаем им не заразиться. Боятся пафоса больше, чем ада.

— Вы преувеличиваете, — только и сказал он через минуту, спокойно складывая бумаги на столе. — Вообще, мне непонятно, — продолжал он, — почему пожилые женщины… женщины вашего возраста так проникаются животными. Неужели нет каких-нибудь людей, которыми они могли бы заниматься? Может, это из-за того, что их дети выросли, и у них больше не осталось близких, тех, о ком можно заботиться? А инстинкт подталкивает их к этому, потому у всех женщин он есть, правда? — он посмотрел на коллегу, но та никак не подтвердила его Предположение. — Например, моя бабушка, — продолжал он, — имеет семь котов дома да еще и подкармливает всех бездомных в своем квартале. — Прочитайте, пожалуйста, — он протянул мне листок с коротким напечатанным текстом. — Вы очень эмоционально к этому относитесь. Вас судьба животных интересует больше, чем человеческая, — повторил он наконец.

Мне уже не хотелось говорить. Я сунула руку в карман и вытащила оттуда клок окровавленной щетины Кабана. Положила этот клок перед ними на столе. Сначала они хотели рассмотреть, что это такое, но сразу шарахнулись с отвращением.

— Боже, что это? Тьфу, — воскликнул охранник Ньюмен. — Уберите это к черту!

Я удобно оперлась на спинку стула и с удовольствием сказала:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее