Веди свой плуг над костями мертвых

Я смотрела на Сорок, что купались в луже. Птицы поглядывала на меня искоса, но видимо, не боялись, потому смело разбрызгивали воду крыльями и погружали в нее головы. Наблюдая за их радостным плеском, не приходилось сомневаться, что такое купание чрезвычайно приятно.

Говорят, Сороки не могут жить без постоянных ванн. Кроме того, это умные и наглые существа. Всем известно, что они крадут материал для гнезд в других птиц и потом тянут туда блестящие предметы. Наслышана я и о таком, что иногда они по ошибке приносят к гнезду тлеющие окурки; так Сороки становятся Поджигателями домов, где свили себе гнездо. На латыни хорошо нам известная Сорока называется очень красиво — Pica pica.

Каким большим и полным жизни является мир.

Очень издалека увидела я знакомого Лиса, которого называю Консулом — такой он изысканный и вежливый. Ходит всегда одними и теми же дорожками; зима показывает его тропы — прямые, как линейка, решительные. Это старый самец, приходит из Чехии и туда возвращается, видимо, имеет какие-то свои трансграничные интересы. Я наблюдала за ним в бинокль: он быстро спускался вниз, легким трусцой, следами, которые оставил на снегу в прошлый раз — может, для того, чтобы его преследователи думали, что он шел по этой тропинке лишь раз. Я считала его старым знакомым. Вдруг заметила, что на этот раз Консул свернул с привычного пути и, прежде чем я что-то поняла, исчез в зарослях на границе. Там стояла охотничья башня, а через несколько метров еще одна. Такие у нас почему-то называют амвонами. Когда-то я уже имела с ними дело. Ноябрь прошел, а других дел у меня не было, я пошла по опушке следом за ним.

Тут было большое поле, укрытое снегом. Осенью его распахали, и теперь кучки полузамерзшей земли образовывали под ногами труднопроходимые участки. Я уже пожалела, что пошла за Консулом, когда вдруг, только подошла ближе, увидела то, что так привлекло его внимание. Большая черная глыба на снегу, засохшие пятна крови. Вблизи, чуть выше, стоял Консул. Посмотрел на меня долгим взглядом, спокойно, без страха, как будто говорил: «Видишь? Видишь? Я тебе показал, а теперь ты должна этим заняться». И убежал.

Я подошла еще немного и рассмотрела — это был Кабан. Скорее подсвинок. Лежал в луже коричневой крови. Снег вокруг был вытерт до самой земли — Животное каталось по нему в судорогах. Вокруг виднелись и другие следы — Лисов и птиц. Косульи копытца. Много Зверей здесь побывало. Пришли, чтобы воочию увидеть преступление и оплакать жертву. Я предпочла поразглядывать эти следы, нежели тело Кабана. Сколько же можно смотреть на мертвые тела? Неужели это никогда не кончится? Мои легкие болезненно сжались, я еле дышала. Села на снегу, и из глаз снова побежали слезы. Я почувствовала огромную, невыносимую тяжесть собственного тела. Неужели нельзя было пойти в другую сторону, не идти за Консулом, не заметить его мрачных троп? Неужели я должна становиться свидетелем каждого Преступления? Тогда этот день был бы совсем другим, возможно, другие дни тоже. Было заметно, куда попали пули — в грудь и живот. Я видела, куда он побежал — в сторону границы, в Чехию, от новых амвонов, стоящих по ту сторону леса. Наверное, это оттуда стреляли, и ему, раненому, пришлось преодолеть еще часть дороги. Он пытался бежать в Чехию.

Скорбь, огромная скорбь, бесконечный траур по каждому мертвому Животному. После одной смерти наступает вторая, и я нахожусь в непрерывном трауре. Вот мое состояние. Я стояла на коленях на окровавленном снегу и гладила жесткий мех, холодный, застывший.

* * *

— Вам больше жаль животных, чем людей.

— Неправда. Мне равно жаль и тех, и тех. Однако никто не стреляет в беззащитных людей, — сказала я работнику Городской Службы Охраны вечером того же дня. — По крайней мере пока, — добавила, погодя.

— Факт. Мы страна, где действует закон, — подтвердил охранник. Мне он показался добродушным и не слишком сообразительным.

Я сказала:

— О стране свидетельствуют ее Животные. Отношение к Животных. Если люди ведут себя по-зверски с Животными, то не поможет им ни демократия и вообще ничего.

В полиции я только оставила заявление. Они меня отфутболили. Дали листок, и я написала все, что надо. Подумала, что Городская Служба Охраны тоже орган защиты правопорядка, поэтому и пришла сюда. Пообещала себе, что если и это не поможет, поеду в прокуратуру. Завтра. К Черному Пальто. И заявлю об Убийстве.

Молодой, красивый мужчина, немного похожий на Пола Ньюмена, вытащил из ящика пачку бумаги и теперь искал ручку.

Женщина в форме пришла из другой комнаты и поставила перед ним полную чашку.

— Выпьете кофе? — спросила она меня.

Я благодарно кивнула головой. Мне было холодно. Опять разболелись ноги.

— Почему они не забрали тело? Как вы думаете? — спросила я, нисколько не ожидая ответа. Оба, казалось, были потрясены моим посещением и не очень понимали, как надо себя вести. Я взяла у этой молодой женщины кофе и ответила себе сама: