Ведьма

Двустворчатый с видимым усилием приподнял шторку над глазом и внимательно посмотрел в глаза Плешивому:

— Не думаю… А впрочем, это не имеет значения.

А Шарманщик как-то загадочно проурчал:

— Насекомые вот тоже летят к огню…

Плешивый тупо посмотрел на свои ладони, над которыми действительно роились какие-то мошки, и в это время из норы вожака послышался глухой тоскливый вой, разом затопивший все вокруг мутным серым ожиданием кошмара.

Шарманщик слабо пискнул и боком метнулся в ближайшую постройку.

— Тебе надо идти… к нему, — неуверенно пробормотал Двустворчатый и тоже стал пятится прочь, не сводя с Плешивого застывшего безумного взгляда.

Плешивый, упрямо набычившись, мотнул пару раз головой, словно больной конь, повернулся спиной к отступающему Двустворчатому и решительно перешагнул порог норы вожака.

Вожака в норе не было!

И норы тоже не было…

Перешагнув порог норы Плешивый внезапно оказался прямо на берегу озера.

«Дьявольщина!» — Плешивый метнулся назад к выходу, но выхода тоже не было.

Кругом, куда только он не смотрел была бесконечная серебристая гладь озера. Плешивый мимоходом глянул под ноги и едва не закричал от страха: под ногами была тонкая зеркальная пленка, чуть прогнувшаяся под тяжестью его тела. И в этом кошмарном зеркале отражалась нелепая растопыренная фигура, парализованная животным ужасом. Жалкая даже в этом безумном ракурсе.

Поверхность зеркала затуманилась и, неуловимо меняясь, стала прозрачной…

И тогда Плешивый понял, что стоит на чуть выпуклой осклизлой поверхности… глаза. Огромного, словно океан. Под ногами была бездна зрачка, где в ужасающей глубине — на сетчатке — множились уродливые отражения затравленно растопыренной жалкой фигуры…

Плешивый с тихим стоном упал на четвереньки и пополз, не сознавая куда и зачем.

Когда силы оставили его окончательно, Плешивый с тоской уткнулся лицом вниз… и увидел, что лежит на земле.

С большим трудом Плешивый поднялся на дрожащие и словно чужие ноги. Он стоял посреди единственной в поселке улицы, метрах в пятидесяти от норы вожака. С порога ближайшей постройки на него с изумлением взирал Двустворчатый.

«Хороший же у меня был видок, когда я на брюхе отрабатывал вдоль по улице», — Плешивый невольно нервно хмыкнул, а Двустворчатый покачал бесформенной головой и глухо пробормотал:

— Я думал, ты теперь всегда будешь так передвигаться.

— Нет, — с трудом разлепив онемевшие губы, произнес Плешивый. — ТАК исключительно по пятницам. — Слабая тень улыбки перекосила его лицо. Двустворчатый вновь неопределенно покачал головой.

Плешивый неловко развернулся на негнущихся ногах и, слегка покачиваясь, промаршировал ко входу в нору вожака.

На пороге он секунду помедлил, а потом решительно шагнул внутрь…

И тут же провалился во мрак. Не почувствовав под ногами опоры, Плешивый накренился вперед, а потом внезапно очень жестко приземлился на четвереньки.

«Опять?! Врешь, на этот раз меня не обманешь!» — Плешивый резво поднялся, и… кровь отхлынула от бессмысленно вскинутой головы.

«Это всего лишь иллюзия!» — с тоской подумал Плешивый, невольно втягивая голову в плечи. Он вдруг осознал, что видит себя, как бы со стороны и чуть сверху. Почти равнодушно он созерцал свое гротескно искаженное обнаженное тело, беспомощно распластанное на препараторном стекле, с бросающимися в глаза уродливо гипертрофированными половыми признаками. Тело — конвульсивно содрогающееся от созревающих неведомых желаний. Тело — автономно существующее, посредством интерпретации мира на уровне предвкушения собственной плотью, чужой и даже возможно чуждой плоти, на уровне инстинктов нервных окончаний…

Внезапно сквозь всепоглощающий мрак пробился слабый серебряный свет. Фигура на препараторном стекле стала сжиматься, приобретая привычные пропорции. Лишь две ладони, напротив, вспухли и засияли, словно две обезумевших луны. Серебряный свет затопил всю округу.

Плешивый попытался отвести взгляд от этих ладоней, но понял, что ему это не под силу.

Ускользающим сознанием Плешивый успел отметить, что свет из холодного серебряного становиться розовым. Но понять, что это: кровавая пелена или просто подоспевший рассвет, Плешивый не успел…

Очнулся он, лежащим ничком на пороге норы вожака. Утро уже наступило, и в розоватом сумраке деревня казалась декорацией к дешевому фильму ужасов. Рядом сидел Двустворчатый и задумчиво глядел вдаль.

— Долго я был без сознания? — спросил Плешивый, пытаясь сесть, опершись спиной о загаженную какой-то лиловой плесенью стену норы.

— Часа два, — равнодушно буркнул Двустворчатый. — Только ты не терял сознания. Ты бегал по поселку и орал благим матом.

— Да? — тупо спросил Плешивый. — А о чем?

— Да все о том, что, дескать, это она… ведьма тебя испытывает, Двустворчатый встал, громыхнув своими непонятными приспособлениями и не оглядываясь заковылял вдоль по улочке.

«Кто бы меня не испытывал, а надо делать ноги!» — подумал Плешивый, и в ту же секунду Двустворчатый на миг замер и оглянулся.