– Две седьмицы, как топь ее приломала. А все живая. Шевелится. Стонет вон… – с каким-то восхищением добавил Коньо и не удержался – прихвастнул: – Я привез!
– А далеко? – давая другу возможность порадоваться добыче, спросил Игор.
– В Лучках, в Казимежевой земле, – отозвался Коньо, подскакивая к столу с двумя пустыми склянками. Легко надрезал бьющуюся вену, поймал бордовую струйку. – У нашего тестя позволенья, правда, не спрашивал. Только думаю, баба эта ему уже без надобности. Чудо, что свои не убили.
– Треплив ты, Конрад, не в меру, – бесцветным, словно бы чужим голосом пробормотал князь. – Чудо ему подавай! Эту бабу свои в деревню на погляд привезли, в острастку баловникам. Вот и долежала до тебя. В наших деревнях уважают чудовищ…
Князь невесело усмехнулся, осторожно рассек жертве кожу вдоль хребта.
– Вон как ее, – присвистнул Коньо, глядя ему под руку. – Кость совсем желтая и не светит.
– Сильна ли была? – спросил Влад, отодвигая толстяка локтем.
– Говорят, хоть и колдунья простая, но могла и без камня – на сосне или осине, если дерево покрепче.
Черный князь словно бы не слышал раскудахтавшегося толстяка, взял у него из рук склянку с кровью и пошел прочь от большого стола туда, где над рядами склянок и пучков трав висел еще один рой светящихся шаров.
Комок плоти на столе едва различимо дрогнул. Гулкий стон раздался из груды истерзанного мяса.
– Никто такого не заслужил, – прошептал великан, проникая пальцами в петли плоти, нащупывая в глубине голову.
– Не медли, Игор, – бросил через плечо князь, – или тебе тоже, как и Коньо, чуда захотелось…
Игор глубоко вдохнул, резко крутанул невидимую в кровоточащем клубке голову. Хрустнула шея. Стон прервался. Несчастная обмякла.
Коньо продолжал держать под ранкой вторую склянку, стараясь не упустить ни капли.
– Прими, Землица, свое детище… – прошептал он деловито и, обернувшись к господину, громко спросил: – Крови хватает?
– Хватает, – задумчиво произнес Владислав, поворачивая перед лицом склянку. – Пить мне ее, что ли? Вон, на площадь выйти… Или у жены в опочивальне… Чтоб смирнее была.
– Зря ты с ней так, – вступился за Эльку Игор, но князь только усмехнулся в ответ.
– Дура, – заключил он, все еще глядя в темную глубину склянки, – вся в маменьку – норовистая дура. Меня другая беспокоит, та, что такое… – Он качнул головой в ту сторону, где на дубовых досках лежал грудой мертвец, – с человеком сделать может. Кто ж ты, вечоркинская ведьма? – спросил он у мерцающей рубином склянки.
– Кто же ты такая? – шепнул маг, глядя, как солнце ласково гладит ее отливающие золотом волосы.
Странное, необъяснимое, но почти осязаемое чувство не покидало его с того дня, когда он прикоснулся к ней. Неотступное желание быть с нею рядом порой заставляло Илария подниматься средь ночи, крадучись подходить к широкой скамье, где спала травница, и тайком гладить ее разметавшиеся волосы. Руки отвечали едва ощутимым ледяным покалыванием. И в те мгновения молодому магу казалось, что вот-вот вернется колдовская сила.
Только казалось…
На второй день после того, как встал на ноги, он попробовал золотничий медальон.
На четвертый – наговоренную книгу.
Измученный стыдом и болью в омертвевших руках, на пятый день взялся за посох.
И пожалуй, бросил бы и его. Те жалкие искры, что он – бывший манус – смог вытрясти из убогой палки, добыл бы и новорожденный ведьмак. Да только неотступная Агнешка едва не извела его своими уговорами. Вот и сейчас стояла недалече, с охапкой крестоцвета в руках – раскладывала цветы на дровнице подвянуть. И будто бы невзначай, вполглаза, следила за занятиями мага.
И посох, побери его радуга, начал поддаваться. Сила, мертво стоявшая в теле, медленно тронулась в путь по жилам, и от этого чуть кружилась голова. Иларий радостно подбросил посох на ладони. Дерево тяжело упало в руку, и Иларий тотчас со всей силы вытолкнул сгустившийся внутри белый огонь в самый конец посоха. Брызнули искры.
Агнешка подпрыгнула от неожиданности и захлопала в ладоши.
Иларий взглянул. И не мог дышать.
С минуту стоял, глядя на нее. Сияющую от солнца, радостную. Овечка тонкорунная, золотые копытца. Агнешка улыбнулась, потом потупилась, заметив во взгляде красавца мага что-то, чего раньше не видела. Горячую, опасную жажду.
Иларий выронил посох. В несколько широких шагов оказался рядом с девушкой.
И руки. Его полумертвые, бесчувственные руки ласково обхватили ее лицо. И бесконечное счастье заполнило его всего, как заполняется парным молоком глиняная крынка.
И почувствовал. Это была она. Та, о которой он грезил. Страдал, тоскуя о ней. И стремился к ней, единственной, необходимой, как сама жизнь.
Его сила. Его сила, которую он оплакал. Его колдовской дар, который считал утерянным навсегда.
Все вернулось от одного прикосновения. Но сильнее и чище. Стократно повторенное невиданным эхом. Разлитое под кожей маленькой лесной травницы.