Ведьма

Под веками плыли полосы, мелькнули и осыпались звезды, и заструились, понеслись от этих звездочек белые искры. Маленькими шустрыми змейками выскочили искорки из-под кожи там, где прикасались к телу травницы руки Илария, собрались в широкие зеленые ленточки, обвились вокруг пальцев. Агнешка не глядела на них. Чувствовала. Когда возвращалась к Иларию его сила, когда хлестал через нее смешанный с болью ледяной ток, опустошая, отнимая желание жить и последнюю веру в то, что есть для нее, проклятой чужими и своими, доброе что-то в этом мире, – осталось в руках немного магии. На один удар. Не открывала глаз лекарка. Только прижала руки к животу, где-то в середке между плачущим от боли нутром и ноющим сердцем и прошептала:

– Матушка-Землица, возьми травницу Агнешку.

Послушные новой хозяйке зеленые искорки зароились, набирая силу, и тотчас словно тысячи крошечных молний вонзились в каждую клеточку, разрывая плоть, отделяя душу от измученного тела. Белая река хлынула под веки.

И боль отступила. Стало хорошо. Так спокойно, словно и не вырастала травница Агнешка, словно осталась маленькой девочкой. Будто приснилась ей жизнь, как страшный сон. И сейчас матушка разбудит ее поцелуем, возьмет на руки, утешит, утрет слезы.

Агнешка улыбнулась во сне, радуясь.

А Земля благодарно тянула из нее белые искры:

– Принимаю душу твою, травница Агнешка…

– Иду, матушка, – хотела шепнуть девушка. – Иду…

Казалось, вот-вот прикоснутся к горячему лбу умирающей теплые материнские губы.

– Здравствуй, моя милая…

Агнешка вся подалась вперед, желая нырнуть в белую реку, да только вместо теплого касания светлой влаги почувствовала девушка, как что-то холодное и сырое ткнулось ей в щеку, потом в шею.

Река отхлынула, сияние померкло. Агнешка умоляюще потянулась к нему. Но тотчас почувствовала новое прикосновение ледяной сырости. Кто-то жарко засопел ей в лицо, и что-то широкое, гадко шершавое коснулось век.

Сияние растаяло, оставив лишь темную пустоту внутри. Темнота заскулила и навалилась на грудь тяжелыми лапами.

Агнешка с трудом разлепила веки.

Широкомордый лобастый пес, в вечернем сумраке показавшийся громадным, переступил лапами у нее на груди, раскрыл жаркую пасть и снова лизнул девушку в щеку.

– Что ж ты наделал…

Глава 44

– …проходимец, небово отродье! – Агата не находила себе места.

Эльжбета плакала, закрыв белыми ручками лицо.

– Убегу я, – всхлипнула она. – К Тадеку убегу. Не станет он меня, как простую девку, прочь посылать…

– Разбегалась, – бросила дочери Агата, гневно сведя брови. – Мужняя жена. Что хочет он, то с тобой и сделает. И ни я, ни отец тебе уже не помощь. Раньше бегать надо было, до венца.

– Как есть убегу, – запричитала Элька. – Он и в три дня не заметит. На меня и не глядит, с самой свадебной ночи и не бывал.

– А тебе будто того охота? – насмешливо спросила Агата.

Злилась она на Эльку. Рано Казимеж отдал девку замуж. Ничего в голове нет. Привыкла держаться за мамкину юбку да за папкино кольцо. Муж ей, видишь ли, не угодил. В ножки не упал.

Думала Агата дочку в новый дом проводить, погостить до осени и вернуться. А тут вишь, как оно оборотилось. Уж какое домой собираться, когда дурища Элька бежать задумала, отца-мать позорить. Чуть почувствует князь нехорошее, в мысли ей глянет… Запрет до родов. А после?

Не знала Агата, что и думать. Но не такая стать была у княгини Бялого, чтоб по углам плакать.

– С тобой останусь, – резко бросила она дочери. – Надумаешь бежать, сама за косу приволоку и дома привяжу.

Ждала княгиня, что дочка снова бросится в слезы. Но не тут-то было.

– Ненавижу тебя! – крикнула Эльжбета, сжимая в кулачки белые ручки. – Мать, а хуже последней мачехи!

Агата опешила, отступила.

– Ты во всем виновата! – взвизгнула Элька, вытирая рукавом слезы. – Батюшка-князь тебя завсегда слушал. Сказала бы ты ему, что не невеста я Черному Владу, отдал бы он меня за Тадека. Ведь он обещал…

«Ах, паршивка, – только и пронеслось в голове у Агаты, – паскуда неблагодарная… Растила, ласкала, косы золотые расчесывала…»

Сердце сжалось так, что в голове помутилось, поплыло, посерело. А за болью явилась ярость. Та, что помогла юной Агате, княгине Бяломястовской, двадцать лет назад против жадной своры мужних товарищей да советчиков выстоять, та, что подсказала, как мужа в узде держать. Не Агата – страшная, лихая ярость схватила Эльку за толстую золотую косу и поволокла по выскобленному полу к двери.

– Я виновата! Так убирайся, беги! В лесу ночуй! К отцу беги или к сопляку своему дальнегатчинскому!

Заблажила перепуганная Элька, словно тараканы выскочили изо всех углов девки, остановились в страхе: к хозяйке бы бежать, подымать, под белы ручки в покои увести – да уж больно матушка Агата гневна, возьмется за колечко, так и с жизнью недолго проститься.

– Что ж ты делаешь, матушка? – Нянька, неловко припадая на больную ногу, бросилась к ним, упала на пол, под ноги Агате, обхватила Эльку за трясущиеся плечи.