– Эти люди! – Мой голос дрожал среди теней. – Эти люди убили ее, и теперь не быть мне свободной, пока они не умрут.
Анна кивнула.
– Знаю…
– Тогда знай еще и то, что я как будто до сих пор не оставила ее. И не смогу оставить дом…
Зеленые глаза Анны смотрели на меня так доверительно. Будет ли она мне другом, если я скажу это?
– Пока все они не умрут, потому что, – мне было дурно от того, что я собиралась сказать, но я скажу, я не могу остановиться, – потому что мать словно все еще жива и смотрит на меня. И я не могу это вынести. Я должна освободиться от нее, Анна.
Я горько усмехнулась.
– Мать была права, я чудовище!
– Иви, это не так!
Я улыбнулась ей, будто она доверчивый ребенок, а я ее мать-убийца.
– Я обманула сестру. Ты этого не знала, так ведь?
Анна молча смотрела на меня. Вероятно, ей стоит уйти, иначе она тоже подхватит мою испорченность.
– Я бросила ее с людьми, которых мы едва знаем. Я обманула ее и забрала у нее камень. И я солгала ей, я сказала ей, что так будет лучше.
Боль нахлынула снова. Она жгла меня так сильно. Я готова была закричать или расхохотаться, но вместо этого из горла вдруг вырвалось рыдание.
– Но это была неправда, Анна! Это была неправда! Я бросила ее, потому что не хотела с ней быть. Я не хотела, чтобы она вновь и вновь говорила мне, как любит эти заклинания и чары, как сильно ей нравится магия. Я не хотела больше знать о ее глупом даре и о том, что у нее хорошо получается лечить и что мать может ею гордиться. Я не хотела слышать ее глупый смех, смотреть на ее танцы. Потому… я и забрала это, эту… вещь!
Я запустила руку в сумку и вытащила камень, а шаль матери выскользнула оттуда, и теперь словно она сама лежала передо мной.
– Я забрала его потому, что знала – это ранит Дилл! – Я помахала камнем в воздухе. – Потому что во мне нет магии. У меня нет такого дара, как у нее, и никогда не будет!
Анна привлекла меня к себе, и я рыдала, уткнувшись в ее плечи. Это не прекращалось. Это не прекращалось. И я не хотела, чтобы это прекращалось. Я чувствовала, что буду плакать, пока земля не разверзнется и не заберет мое жалкое тело, навсегда.
– И я радовалась тогда, понимаешь? Я радовалась, что избавилась от Дилл, что сделала ей больно, что у меня есть теперь этот… этот… камень, которого я не понимаю.
И я посмотрела на камень, лежавший в моей руке, пока Анна гладила мои рыжие чудовищные волосы.
– Потому что я ее ненавидела.
– Тише, Иви, это не так. – Анна обняла меня крепче.
– Нет, это так, миледи. – И я больше не видела ни камня, ни шали матери… из-за слез. – Я ненавидела ее, потому что она так сильно на меня не похожа. А теперь…
Пальцы Анны все гладили и гладили меня по моей чудовищной спине. Вина корчилась у меня в животе.
– Это так глупо, но теперь мне ее не хватает. Я везде вижу ее лицо! – Я засмеялась и зарыдала одновременно. – Разве это не глупо? Скажи мне.
– Нет, Иви, не глупо.
– Я ужасная сестра, я плохая дочь…
– Нет, Иви, это не так.
– И мама мертва… – Мои рыдания становились все сильнее. Анна обнимала меня, а я продолжала дрожать. – И мне страшно. Мне так страшно.
– Тише, тише, я знаю, Иви. Я знаю…
Анна качала меня, а я плакала из-за того, что сделала и что уже не могла исправить, а потом пришла темнота и забрала меня.
20
Город. Он лежал передо мной под небом в пятнах дыма, где кружили кричащие чайки. Огромное голодное создание, проглатывающее толпы людей, которые торопились ему в пасть. Как странно, что все на этой длинной дороге шли из солнечных земель сюда, рыться в этом брюхе, полном шума, грязи и горя. Как же мне хотелось отступить, развернуть Тень и вместе с Анной распугать стадо, будто загипнотизированное этим унылым местом.
Но псы притаились здесь. Высокий и его проклятый выводок. Я чувствовала, как бьются их сердца в этом громадном каменном теле. Я чуяла их запах среди лотков уличных торговцев, которые громоздились у нас на пути.
– Жареный голубь! Чудесная жареная птичка для дамы!
Огрызнувшись, я отмахнулась от торговца. От вида мяса меня замутило.
Близился день суда над ведьмами. А ведьмы были на пользу торговле.
– Там стражники, Иви.
Анна вытянула шею, чтобы посмотреть поверх дребезжащей повозки, доверху нагруженной ящиками. Она взглянула на меня, ее лицо казалось еще белее в тени этих стен.
– Ты готова?
Под алым капюшоном ее сестры я могла лишь кивнуть, ибо пути назад уже не было. Мои собственные дела с этим городом были важнее алчной толпы, чьи разговоры и тревоги повисли в воздухе. Я смотрела, как людской поток устремляется вперед. Какой-то парень шлепнул свою мычащую корову. Купец отряхнул пыль с одежды. Молодая семья расправляла свои наряды. Суд, такое развлечение.
– В городе живет мой кузен, – сказала Анна. – Главное – пройти через ворота, а там уж он пустит нас переночевать.
– Шевелитесь!
Услышав этот крик, толпа заволновалась.
– Сюда, я говорю!
На пегом коне восседал солдат. На поясе – клинок. Он махнул сапогом в сторону повозки, на которой сидел старик, понукая свою старую лошадь.
– Двигайся или мы застрянем здесь до ночи!
Его голос был груб, а лысая голова обожжена солнцем.