Старый лорд развернул свиток и посмотрел на толпу. Она успокоилась, как ребенок, притихший, чтобы слушать сказку.
Прокашлявшись, он приступил к чтению.
– В этот день, дарованный нам Господом всемогущим, я, как ваш мировой судья, сим указываю, чтобы суд должным образом изобличил…
Он сглатывал и трясся, его голос был так же слаб, как и его тело.
– …Изобличил нечестивый замысел обвиняемых и показал, как эти люди были во власти тьмы и околдовывали других в погоне за наживой…
Он кашлянул, потом кашлянул еще раз и еще, с каждым разом эхо отдавалось все громче над притихшей площадью. Сэр Роберт быстро подошел к нему.
Толпа забормотала, все смотрели, как сэр Роберт усадил лорда в кресло, как Высокий забрал свиток у него из рук, и наконец написанные на пергаменте слова взлетели над нашими головами.
– …В погоне за наживой, за удовольствиями, за своими гнусными желаниями.
Он задумался на мгновение, а затем свернул пергамент. Он знал слова, как лжец знает собственное сердце.
– Ибо нам известно, что они ведьмы! Мы знаем, какие они, не так ли, добрые люди? Они опутали вас своими чарами. Они проклинали вас, вредили вам, заставляли вас страдать. И потому должны заплатить за свою порочность, вероломство, за свои преднамеренные преступления!
Пальцы тыкали, глаза сверкали, рты открывались в хоре ненависти. Мне хотелось вытащить свой спрятанный клинок. Скосить их, как пшеницу на жатве. Но еще не время. Еще не время.
– И на суд будут вызваны свидетели, которые подтвердят, что это так. – Высокий поднял руку, продолжая. – Чтобы дать показания против обвиняемых, обнажить их ужасные пороки…
Толпа взорвалась возгласами одобрения.
– Их ужасные стремления.
Толпа кричала еще дольше.
– Их колдовство!
Толпа ликовала снова, и снова, и снова.
Он обвел их всех вокруг пальца. Этот бледный волк. Этот улыбающийся пес.
– И что, мои добрые друзья, мои собратья…
Его тихий голос приковывал внимание.
– …Мои братья, сестры, дети мои – скажите же мне, что мы делаем с ведьмами?
– Вешаем их!
– Вешаем их!
– Вешаем их!
– Что ж, добрые люди, ваше терпение вознаграждено! – вскричал Высокий. – Ибо ведьмы идут!
Медленно они вошли на площадь. Шатаясь и волоча ноги, понукаемые, спотыкающиеся женщины. Молодые поддерживали старых. Их вели стражники с мушкетами, как пастушьи собаки, подгоняющие стадо к рынку.
Толпа ахнула, показывая пальцами.
Тогда я увидела то, чего ждала. И перестала дышать.
Два ребенка шли через лающую толпу. Они держались за руки. Мальчик, который кивал, улыбался и махал, словно оказался на празднике. И девочка, которая смотрела вперед, невзирая на выкрики, и смешки, и проклятия, которые летели в их сторону, когда счастливый мальчик поднимал ее руку и махал с нею вместе. Девочка осторожно подхватила старуху, потерянную в этом гвалте. А потом подняла глаза и шагнула к виселице – мальчик по одну руку, безумный, как заяц, старуха по другую, слепая, как червь. Вот она, приведенная на суд, в этот кошмарный день в этом кошмарном городе. По моей вине.
Моя сестра.
30
– С дороги, с дороги!
Четверо солдат подняли мушкеты повыше, как весла, чтобы плыть по волнам ликующей и глумящейся толпы. Пока все пихались и кричали, стараясь получше разглядеть происходящее, мы с Анной пробрались вперед и увидели, как идут обвиняемые.
Первой, спотыкаясь, брела девушка, Мэри. Ее волосы были спутанными, одежда порванной и грязной, глаз с синяком заплыл. За ней Бет и Лиззи, обе белые как мел. Старая Элис и Джесси, ссутулившись, шли за ними. Я знала их имена. Дилл об этом позаботилась.
Мальчик, Боб, махал людям, его язык болтался, как у щенка, глаза блуждали по небу. Он улыбнулся чему-то, что ему шепнула подруга. Она погладила его по руке, чтобы он знал – она рядом. Девочка выглядела спокойной, поднимаясь по лестнице под вопли толпы, ее глаза сияли из-под темной копны волос.
– Дилл!
Я закричала, но здесь кричали все.
– Похоже, они голодны! – засмеялся какой-то мужчина. – Вот тебе, ведьма!
Яблоко ударило Мэри по лицу и разломилось, коричневое и склизкое.
– Прошу вас! – разрыдалась она. – Мы ничего плохого не сделали!
Но никто не мог услышать ее и не хотел слушать, и женщины подняли руки, пытаясь защититься от летевших в них комьев грязи, соломы и объедков.
Анна держала меня крепко, но через боль, за этой грудой тел, я кое-что увидела. Толпа была так разгорячена, так напирала на площадь, что за ней образовалось свободное пространство. Выход. Я разглядела путь так ясно, будто он манил меня в солнечном свете.
– Анна, я вижу. – Я засмеялась и притянула ее к себе. – Ты должна идти, и быстро!
– О чем ты, Иви? Идти куда?
Я обхватила ладонями ее разрисованное лицо.
– Приведи лошадей. Приведи Питера. Весь город здесь. Но улицы пусты. Ты можешь обойти кругом, вернуться к Торговцу.
Она посмотрела, куда я показывала, – на улицу, которая вела к тюрьме. Несколько человек еще спешили к площади, но улочка больше не была задушена этой орущей бескрайней толпой.
– Питер? Но… разве он пойдет?
Я повернулась к помосту, по которому шагал Высокий, крича: «Свяжите их!»