Ведьма. Истоки

Лукин вскочил на ноги сам и поднял меня. Книга, выглядящая сейчас самым обычным не слишком толстым томом в буро-коричневом переплете, осталась лежать на речной гальке у наших ног.

— Позволишь? — указал на нее взглядом Данила, и я с готовностью кивнула.

Он наклонился и чуть помедлил, прежде чем коснуться переплета. Потом скользнул по нему пальцами, как если бы опасался, что тот его укусит, и только после этого уверенно подхватил книгу с земли. Осторожно открыл и стал перелистывать толстые страницы с текстом, запечатленным очень своеобразным шрифтом. Буквы больше всего напоминали рукописные, с обилием красивых завитушек, очевидно намекающих на волны, водовороты и капли. Подумалось, что чернила были жидкими прямо, а перо очень толстым. Короче, не тексты даже, а целые шедевры, которым наверняка есть какое-то специальное правильное название, но я его не знаю.

— Хм… ожидаемо, учитывая твой выбор, — прокомментировал просмотренное ведьмак, закрыл книгу и сунул ее подмышку. — Так, василек, предлагаю сначала разбить лагерь, отмыться, а потом перейти к заслуженному нами всеми веселью.

На мгновенье мне почудилось, что на лице моего любовника промелькнула тень то ли разочарования, то ли облегчения, но при таком освещении могло и померещиться.

— И то верно, надо ваших лошаденок-то забрать, — поддакнул леший. — Лошадь — животина к лесу непривычная, ей бы поле и простор. А в лесу они всего пугаются, особенно без хозяев, и удавиться с перепугу могут. Тем более зверья-то я в округу напризывал.

— Василь! — гаркнул в темноту Лукин, и оборотень смутной тенью проступил на краю освещенной гнилушками поляны. — Сгоняй за лошадьми!

Оборотень рыкнул, явно отозвавшись нелицеприятно о руководящей роли ведьмака, но умчался.

— Владыка лесной, изволишь ли пойти погулять, проверить чего в своей вотчине, пока мы с господаркой в реке-то ополоснемся, — вежливо и вроде в рекомендательной форме, но с нажимом, обратился Данила к лешему.

— Ой, а то я чего у вас рассмотреть еще не успел, — фыркнул тот, но тоже убрался.

Я скидывала уделанную в грязь одежду, поглядывая на Лукина вопросительно.

— Что? — спросил он, стянув через голову футболку.

— Это мой вопрос. Что такое, Данила? С книгой что-то не так?

— Все так. Ты получила то знание, что положено тебе в соответствии со сделанным тобой же выбором. Все возможное целительство, возрождение земель, омывание проклятых мест, растворение привязок и прочее. — Стряхнув с ног ботинки, он спихнул с бедер штаны сразу с трусами и с разбегу бухнулся в речку.

— И? — продолжила приставать я, когда он вынырнул и замотал головой, отряхиваясь. — Почему мне кажется, что ты чем-то недоволен?

— Откуда мне знать — почему тебе что-то кажется?

— Лукин, блин!

— Это не так, василек.

— Тогда что? Ты ожидал, что я выберу что-то другое? Больше мощи и все такое?

— Вот это сразу нет, Люська! — ткнул он в меня пальцем, нахмурившись. — Я сказал, что рад твоему выбору. Страшно рад, прямо, на хрен, счастлив, ясно?

— Тогда почему злишься?

— Да с чего ты взяла? Люська, кончай надумывать чего нет, это просто нас еще не попустило от напряжения. Все же случилось такое ого-го что. Иди ко мне! — он протянул руку и склонил голову, посмотрев так, что отказаться сил у меня не нашлось.

Скорее всего так и есть, до меня еще до конца не доходит, что все, свершилось нечто долгожданное и то, к чему столько готовилась. Понятно, что это только начало нового пути, но разум еще не справился с самим фактом на него вступления.

Я бы предпочла нечто большее, чем только объятия и поцелуи в воде, но на берегу запылал костер, и послышалось лошадиное ржание, так что Лукин обломал меня с продолжением. Потащил меня на берег, хотя я и нашептывала ему на ухо, что мы можем наоборот отплыть подальше и успеть по-быстрому и тихонечко. Упиравшаяся в мой живот горячая мужская плоть эту идею явно поддерживала, а вот сам ведьмак почему-то нет.

Пока я отжимала волосы, Лукин сходил к лошадям и принес мне сухую одежду, а к моменту, как мы оделись, нас уже ждала накрытая поляна. В прямом смысле. Опять кучки ягод, грибов, замечательно пахнущих от жара близкого пламени трав.

Очеловечившийся и одетый в одни свободные штаны Василь как раз укладывал на видимо спертые со стоянки копачей железные рогатины вертел с тушкой какого-то неудачливого зайца.

— Эх, жаль для пива желудевого сейчас не время, — проскрипел сидевший тут же на бревне леший, жаривший кусок насаженного на палочку хлеба.

— Пива, и правда, нет, но вот кой-чего покрепче на всякий случай с собой прихватил, — подмигнул мне Лукин и пошел к сгруженной на землю с вьючных лошадей поклаже.

Вернулся с немаленькой, эдак на литр, плоской флягой, в которой завлекательно булькало.

— Не побрезгуешь оценить, владыка лесной? — с поклоном протянул он ее лешему.

Тот свинтил крышку и шумно понюхал, шевеля своим носом-сучком.

— Добрый полугар, по-честному, видать, сваренный, — крякнув, одобрил лешак.