Андрей покорно и не без удовольствия подставлял матери то одну, то другую щеку. Но в присутствии дворовых и высыпавшей на крыльцо челяди Андрей Семёнович старался быть сдержанным. Он уже давно считал себя самостоятельным и взрослым как, впрочем, оно и было.
– Ничего, ничего, пусть всплакнёт! Материнское сердце так уж устроено, что и в радости, и в горе будет обливаться слезами за своих детей, – добродушно ворчал пан Хилькевич, идя следом за сыном.
Он лично сам ездил встречать Андрея и теперь чувствовал себя тоже в центре событий.
– Здравствуйте, Андрей Семёныч!
– День добры!
– С приездом! – раздавалось разноголосье прислуги.
Андрей со всеми поздоровался и, обняв мать, первым делом справился о её здоровье.
– Слава богу, терпимо. Крепимся. Нам с отцом, поди, уж не по двадцать годков.
– Но-но, мать! Я ещё хоть куда! Могу день на ногах с ружьишком бродить! – весело прикрикнул Семен Игнатьевич на супругу.
– Да ладно уж тебе! Сейчас вот на радостях хорохоришься, а по ночам квохчешь да ворочаешься с боку на бок. Подагра-то обожает наш возраст.
– С таким настроем, мать, впору и помирать, – расхохотался пан Хилькевич.
– А я ещё с Прошкой не раз исхожу края наши вдоль и в поперёк…
– Кстати, о Прохоре. Где он сейчас? – спросил Андрей.
– При деле Прохор, где ж ему ещё быть. Я решил немного леса на Припять поставить. Цена сейчас хорошая. Вот он теперь в лесу, на повале, старшим, – ответил пан Хилькевич.
– Мне надо бы, долго не отлагая, и с ним свидеться.
– Ха! Ты, сын, знать, недооцениваешь отца своего! – задорно прогоготал Семен Игнатьевич. – Я давно уж вестового к нему направил. Явится скоро наш Прохорка!
– Ой, а что же это мы во дворе стоим, пойдемте в дом. Проголодался, наверное, с дороги-то, – спохватилась Прасковья Федоровна. Она не могла насмотреться на своего любимого Андрюшеньку. Сердце матери и радовалось и тревожилось.
За столом, выпив по рюмке – кто водки, кто вишнёвой наливки, – перешли к главному разговору. Хотя пан Хилькевич уже всё разузнал по дороге, но ему хотелось ещё раз поговорить о планах сына на ближайшее будущее. Всё равно ведь придётся повторяться для Прасковьи Федоровны.
– Я всего лишь на недельку заскочил домой. Возьму всё необходимое – и в Петербург. Бумаги все оформлены должным образом и отправлены. Надеюсь, что оправдаю ваши надежды и успешно сдам приемные испытания.
– Дай-то бог, дай-то бог, – не могла нарадоваться за сына Прасковья Федоровна и опять на радостях всплакнула.
– Мы с Андрюшей этот вопрос уже по дороге обсуждали. Нам, мать, грех не вывести в люди единственного сына. Я думаю, что не разоримся и средства на обучение найдём, – Семен Игнатьевич глянул на супругу, затем, обратившись к Андрею, произнёс: – Расскажи матери, куда поступаешь, на кого учиться будешь. Я-то уж знаю, но ещё раз с усладой послушаю.
– В Петербурге есть такой Практический Технологический институт. Принимают туда только после классической гимназии, которую я, кстати, не сумел закончить с отличием. Готовят там инженеров для заводов и фабрик. Так что, если всё благополучно выйдет, то будет ваш сын искать счастья на промышленном поприще. При умелом ведении дела и соответствующем усердии многие выпускники этого заведения работают с известными фабрикантами и ходят в великих чинах. Ну, вот вкратце и всё.
Андрей Семенович ещё долго рассказывал родителям о выпуске из гимназии, о Гомеле, где он учился, о своих впечатлениях и планах на будущее.
– Можно? – неожиданно раздался бодрый возглас.
Все одновременно повернули головы. В распахнутых дверях стоял радостно улыбающийся Прохор.
– О! А вот и наш Прохорка! – воскликнул Семен Игнатьевич. – Проходи, проходи, чего в дверях застрял.
Прохор сделал шаг и опять остановился, ещё шире растянув губы.
– Ну, здравствуй, Прохор! – выйдя из-за стола, панич сам подошёл к другу и крепко пожал руку.
Во времена крепостного права среди помещиков часто встречались случаи настоящей дружбы или, точнее, привязанности к преданным и смышлёным крепостным, особенно, когда были общие интересы. В данном случае увлечение охотой настолько сблизило барина и крепостного, что они просто скучали друг без друга. Сейчас Андрей Семёнович даже и не помышлял, чтобы, будучи в имении, отправиться на охоту без Прохора. Он всегда помнил, чем обязан этому смельчаку, и различие в сословиях никогда не пролегало между ними пропастью. Хотя, будучи и в этом вопросе смышлёным, Прохор всё же «знал свой шесток».
После обмена несколькими незначительными фразами Андрей спросил:
– Ну, ты как, жениться надумал?
– А чего тут думать: была бы шея, а ярмо всегда найдётся! – весело ответил Прохор и уже более серьёзно добавил: – Сёмен Игнатьевич мне всё растолковал. Я не супротив. Главное, что его совет совпал с моим желанием. И это меня очень радует. Мы с Марылькой любим друг друга.
– Вот и отлично! Я всегда был против принудительных браков, а тем более в твоём случае.
– А вот в некоторых случаях без этого и не обойтись! – возразил из-за стола пан Хилькевич. – Так сказать, для общего блага.