– О, то есть я должен проявлять гуманизм и сочувствие в отношении чудовищ и темных тварей, что сами людей щадить не склонны? Ты не видела того, что успел повидать я, Люда, и дай тебе эта ваша Луна никогда такого и не увидеть. Искренне тебе желаю изучить все мерзости, на которые способны подлунные только дистанционно, из книг и чужих рассказов, а не лично стать этому свидетельницей. Ты решила, что Игнат Иванович – милый старичок, с которым я проявляю недостаточно чуткости? Он нежить, бестолочь такая! Он убивал. Отбирал жизни людей более двух десятков лет, как тебе это?
Меня уже чуток поколачивать прямо начало. И больше всего от того, что майор снова натянул маску чуть насмешливого безразличия, этим заставляя меня ощутить себя какой-то дурной истеричкой.
– Но разве стать таким был его выбор? Не он ведь сделал себя таким!
– И что это меняет? – Волхов шагнул ближе и взялся расстегивать пуговицы на платье, продолжая свою полную холодного ехидства речь. – Ах, он не сам сотворил из себя нечисть! Давайте пожалеем его. Ах, он сумел обуять свою новую природу и убивает теперь только с разрешения отдела и тоже подлунных или самых конченых тварей рода человеческого, до которых нам не добраться законными методами. Давайте сделаем из него за это героя и начнем доверять. Хрена с два, Люда. Нежить всегда будет нежитью, и с людьми рядом им не место, вне зависимости от того, насколько достойной романтичной печали и жалости может показаться судьба любого ее представителя. И нет такой нежити, о чьей смерти я бы стал сожалеть.
– Нежить всегда будет нежитью, а ведьма ведьмою, да? – я оттолкнула его руки, принявшись дальше справляться с застежкой сама. – Знаешь, ты, по-моему, извращенец, Егор. Считать кого-то тварью, заслуживающей исключительно смерти или минимум презрения, но ложиться с ней в постель.
– Я всего лишь мужчина, девочка. А мы все – те еще свиньи, обожающие теплую, мокрую грязь.
Я хлестнула его по щеке, не думая, не сумев совладать с импульсом.
– Придурок ты!
– А тебе все еще нужно учиться справляться со своими эмоциями, – усмехнулся он, даже головой не дернув и не попытавшись прикрыться. – Ладно, примем на веру то, что ты не осознавала, что делаешь. Допускаю, что это вылезла твоя родовая память или нечто в этом роде. Но это никак не приблизило нас к пониманию, кто же ты такая, Люда, и на что еще способна.
– Волхов, ты бесишь! – огрызнулась я и, отвернувшись, спустила лиф платья с плеч.
И встретилась с ним взглядами в огромном зеркале. Егор шагнул ближе и, продолжая смотреть мне исключительно в глаза, провел кончиками пальцев по моей шее до ключицы.
– Отвали! – дернула я плечом, сталкивая ткань еще ниже к бедрам.
– Девочка, давай не станем мешать личное и работу, – сказал он тихо, и пальцы сменили его губы.
– Не я ведь переспала с кем-то, кто является моим врагом в силу прямых должностных обязанностей. Так что предложение не по адресу.
– Не враг, – выдохнул он, и его глаза в отражении стремительно потемнели и налились тяжелым животным голодом. – Еще нет. Не до того момента, когда ты кого-нибудь угробишь.
И несмотря на то, что я дико злилась, волоски на теле встали дыбом, а мощная волна нежеланной сладости потекла от места его касания вниз, прямо в мой живот. Минуя сердце, да, но ощущалась она от этого не менее живой и интенсивной.
– Я не хочу! – нахмурившись, я подалась вперед, оказываясь к зеркалу вплотную.
– Хочешь, – безапелляционно возразил Волхов и коснулся пальцами второй руки моего напрягшегося соска. Вот же гадство, даже зубы пришлось сжать от острого импульса желания. – Там, на улице, и сейчас, с навием, ты наверняка сильно потратилась. Это тебе нужно.
Для устойчивости мне пришлось упереться ладонью в зеркальную поверхность.
– Опять окажешь мне помощь с прицелом на последующую отдачу?
– Нет, Люда, тут никаких счетов между нами. Тебе это необходимо, я хочу это дать.
Окружающий воздух стремительно утратил последние капли отрезвляющей прохлады, моя кожа запылала, и даже касание к стеклу положения не спасало. Прошлой ночью я узнала нечто новое о себе. Я могу наслаждаться сексом, не испытывая к партнеру даже настоящей симпатии. Сейчас же смотрела на себя из-под отяжелевших век, покорно прогибаясь навстречу скупым, но идеально выверенным ласкам Волхова, и делала еще более шокирующее открытие. Я его практически ненавижу. Но это никак не умаляет моего сиюминутного предвкушения и жажды удовольствия, что он, уже точно знаю, даст.