Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

Больно, да. Но она потерпит. В конце концов, на улице ее и не так бивали. Вон, до сих пор иногда голова гудит, словно большой медный гонг. Да и вообще, никто еще от этого не умер. Ну, а то, что в первый раз всегда больно, об этом она наслышана. Жаль только, что все это… вот так.

Она задумалась, отвлеклась от терзавшей ее боли. И как будто даже перестала что-либо чувствовать. Заледенела вся, закостенела.

В самом деле, можно и потерпеть.

Не сразу заметила, что дыхание Аламара сделалось рваным, затрепетало над ухом. Он пробормотал что-то и резко придавил ее всем весом своего тела, а затем, почти сразу, откатился в сторону.

Дани выдохнула с облегчением. Внутри саднило и болело, но уже меньше. Потрогала багровые синяки на запястьях. Вот это он, конечно, знатно ее схватил. Покосилась на лежащего рядом мужину и натолкнулась на пронизывающий взгляд. Похоже, Аламар снова был зол, и это казалось странным: подружки постарше всегда рассказывали Дани о том, что «после этого» мужчины всегда довольны жизнью, а особенно собой.

— Что? — резко спросил он.

— Ничего, — прошептала она и отвернулась.

Сразу накатил стыд. Дани села на кровати, потянула на себя простынь. Ей хотелось закутаться, закрыться от его режущего, словно нож, взгляда. Аламар поднялся, накинул халат, затем резко дернул за край шелкового полотнища. Дани снова осталась обнаженной.

— Идем, я отведу тебя помыться, — потянул ее за руку, — Ньями пока лучше не трогать.

И усмехнулся.

Дани, морщась от противной, надоедливой боли, кое-как поднялась. Посмотрела на постель — там осталось красное пятно. А потом поняла, что Аламар тоже смотрит на это пятно, и на его лице застыло совершенно неожиданное выражение растерянности.

Потом он перевел взгляд на Дани и криво улыбнулся.

— Ну что ж, дорогая, теперь ты моя жена. По-настоящему. С чем и поздравляю.

В его улыбке не было ни веселья, ни насмешки. Только затаенное страдание. Дани облизнула потрескавшиеся губы и ощутила на языке горечь пепла.

Аламар стянул с кровати плотное покрывало, опустил его на плечи Дани, укутывая, пряча ее наготу.

— Идем. Помоешься.

И, поддерживая за талию, вновь повел по коридору.

* * *

… Хуже всего стало утром.

Остаток ночи Дани пребывала в сладких грезах. Ей казалось, что рядом Ксеон, и что он бережно обнимает, прижимает к себе. Его горячие губы скользят от виска, по щеке, к шее, замирают долгим поцелуем где-то над ключицей, в то время как жесткие ладони скатывают вниз широкий ворот ночной сорочки.

— Не надо, ваше высочество, — пробормотала Дани, — вы оставили меня… я ведь не нужна вам, так? Все, что требовалось — это расстегнуть ошейник. Да и я теперь… замужем.

— Замужем? — Ксеон усмехнулся. Его пальцы игриво опустились на грудь, легким, порхающим движением очертили сосок, — не смеши меня, белочка. Никто не смеет претендовать на то, что принадлежит мне.

— Но… — она безвольно откинулась ему на плечо.

Грудь болезненно налилась, между ног стало горячо и влажно.

— Ты — моя, запомни, — он прикусил мочку уха, провел языком по чувствительной коже.

Чей это стон? Неужели — ее?

— Тебе понравится, — зашептал принц, щекоча дыханием шею, в то время как его пальцы весьма недвусмысленно выписывали узоры на груди, — тебе понравится принадлежать мне, моя девочка.

— Но я замужем за мастером Аламаром, — упрямо повторила Дани, — что ж вы раньше не думали обо мне?

— Не думал, — согласился принц, — но теперь подумаю.

Он скользнул рукой по ее бедру, поднялся выше, дотронулся до самой чувствительной точки, заставляя прогнуться.

— Еще, — прошептала Дани, — ваше высочество…

— Я же говорил, что понравится…

И сон взялся трещинами, словно оконное стекло, в которое попали камнем.

Задыхаясь, Дани вывалилась в мутное зимнее утро. Она лежала на широкой постели, совершенно одна. Тело горело. В широкое окно сквозь кисейные занавески лился блеклый свет.

Вскочив, она невольно охнула. В промежности, внизу живота по-прежнему неприятно саднило. Но — она хотя бы не была больше голой. Господин инквизитор снизошел и выдал ей длинную сорочку из тонкого шелка.

Потом Дани скрутило в приступе кашля. Она посидела, отдышалась, потрогала рукой лоб — он показался ей горячим. Или рука была чересчур холодной.

В то же время хотелось есть, что неудивительно: последний раз она перекусывала как раз перед тем, как расстегнула этот проклятый ошейник на шее принца. А после… ей как-то еды не предлагали. Ньями, вон, обещала молока налить, а вместо этого едва не утопила. Повезло еще, что Аламар оказался поблизости, хотя… тут неясно, что лучше: отправиться прямиком ко Всеблагому на небеса, или оставаться здесь и быть бесправной игрушкой чудовища.

Дани задумалась. Перебрала все события последних дней, пытаясь рассмотреть их беспристрастно, словно бусины.

Она помогла сбежать принцу Ксеону.

Попала в пыточную.

Стала женой верховного инквизитора.

Между прочим, наверняка он завидный холостяк, вернее, был таковым. Возможно, помойная крыса Дани должна только порадоваться?

Она засмеялась и снова зашлась кашлем, сухим, раздирающим нутро.

Да уж, радоваться было чему.