И снова будет в ее хризопразовых глазах таять ненависть. Ксеон уже не испытывал иллюзий по поводу чувств, что питала к нему принцесса Ависии. А хотелось иного. Тепла, обожания во взгляде. Наверное, все это могла бы дать Белочка, ели бы захотела и если бы не оказалась столь непроходимой дурой…
Ксеон хмыкнул. Почему, Темный побери, его мысли раз за разом возвращаются к девчонке из замка Энц? Ну, не влюбился же он, в самом деле…
Впрочем, присутствие за обедом Льер могло подействовать отрезвляюще. К тому же, им было что обсудить.
И как будто недремлющая интуиция дернула его отправиться за Льер лично.
Ксеон вышел из кабинета, прошелся по светлому и пустому коридору. Отовсюду на него таращились мраморные единороги и прочая живность, раздражая и вызывая желание сгрести все эти каменные красоты и вышвырнуть прочь. Там, где следовало свернуть к комнатам Льер, Ксеон задержался, увидел на фоне дальнего окна светлую легкую фигурку.
Дани? Неужто она?
Но нет. Разочарование, мгновенно нахлынувшее, стало как глоток полынной настойки. И как он мог настолько ошибиться?
У девушки были очень светлые, почти белые волосы. Потом она повернулась к нему, склонилась торопливо в поклоне — и Ксеон узнал Бьянку Эверси.
«Любопытно, и что она здесь делает? Неужто меня поджидает?!!»
Последняя мысль пролилась медовыми каплями на мужское самолюбие, и Ксеон, вместо того, чтобы идти к Льер, свернул в сторону Бьянки. Внезапно стало весело и любопытно. Что там задумала эта фарфоровая крошка?
— Ваше величество, — прошептала она, склоняя голову еще ниже.
— Леди Эверси, — поприветствовал он, — что вы здесь делаете?
Долгий, внимательный взгляд из-под коричневых ресниц, пушистых, с золотым отливом. У Бьянки была очень светлая нежная кожа, и веки, тонкие, искусно припудренные перламутровой пудрой. От уложенных прихотливыми кудрями волос пахло апельсиновым цветом.
— Я прячусь от преследователей, ваше величество, — проворковала девушка, хлопая ресницами, — только здесь они меня не могут настигнуть.
Любопытство. Вот что он испытывал, слушая этот невинный цветочек. Впрочем, насчет невинности возникали некоторые вопросы…
— И кто же вас преследует? — спросил Ксеон, привычно подняв бровь.
— Отвратительные сплетни, — с трагичным выражением личика промолвила Бьянка.
— О, вот как, — он усмехнулся, глядя в прозрачные и совершенно безмятежные глаза, — возможно, я смогу вам чем-то помочь?
Кажется, Бьянка смутилась. Опустила голову и горько вздохнула. Ксеону хотелось смеяться. Спектакль был достоин всяческих похвал.
— Как вы мне поможете, ваше величество, ежели сами виноваты в происшедшем? — на одном дыхании выпалила Бьянка и сникла.
Ксеон молча взял ее за руку, пальцы у девушки оказались совершенно ледяными.
— Милая Бьянка, может, объясните, в чем моя вина? Допустим, за обедом?
Она недоверчиво глянула из-под ресниц.
— А что же скажут маменька и папенька, если…
— А что они скажут, если вы составите компанию королю? — он пожал плечами, не выпуская ее пальцы и грея их теплом своих рук.
— В самом деле…
Бьянка подняла голову и посмотрела на него.
С обожанием и теплом, которых так хотелось и так не хватало.
— Идемте, — решительно сказал Ксеон, — я прикажу подать второй прибор.
Она послушно шла рядом, так и не забрав руку из его пальцев. Вокруг Бьянки стелилось невесомое облако аромата цветущих апельсинов, и ступала она неслышно, скользя по паркету словно танцовщица. А Ксеон вдруг ощутил себя дико уставшим и никому ненужным.
— Так чем я вас обидел, милое дитя? — спросил он, косясь на спутницу.
— Вы повернулись ко мне спиной на балу, — ответила она, — вы не представляете, какой это позор для девушки. Теперь все шепчутся о том, что, должно быть, со мной что-нибудь не так. Или я глупа, как пробка, или уродлива, или холодна как сосулька. Право же, не слишком много удовольствия доставляют подобные слухи.
— А, вот оно что, — Ксеон хмыкнул.
В самом деле, со всей этой суетой вокруг Белочки он совершенно забыл об этой милой красавице. О том, как бросил ее посреди зала, как поспешил к своему темноглазому наваждению. Зря, впрочем, поспешил. Данивьен сбежала, и наверняка со своим покалеченным муженьком.
«Ну и пусть, — с какой-то детской обидой подумал Ксеон, — пусть катится. В конце концов, здесь найдется уйма желающих… утешить короля. А эта дурочка потом еще локти кусать будет, когда я вздерну Аламара и Эльвина, а саму ее оставлю в нищете».
Он почувствовал на себе внимательный взгляд Бьянки и улыбнулся.
— Насчет глупости, Бьянка, могу сказать только то, что это не есть недостаток для женщины. Ибо Всеблагий создал женщину отнюдь не для умных рассуждений, но для любви и продолжения рода. Второе… Только слепой или дурак может усомниться в вашей красоте. Ну и, наконец… Поверьте, не бывает холодных женщин. Те мужчины, которые говорят о таких, или обвиняют в этом своих спутниц, просто неумелые болваны.
Бьянка лишь покачала головой.
— Не знаю, ваше величество. Я уже ни в чем не уверена. Ни в чем. Возможно, я и впрямь холодна как ледышка.
— Вы хотите, чтоб я убедил вас в обратном? — тихо спросил Ксеон.