Ведьмин коготь

«Сегодня начала новый дневник. Собственно, это не совсем дневник, то есть запись свершавшегося ежедневно, а просто описание того, что происходило на протяжении последних месяцев. Понятно, что в том состоянии, в котором я была, писать мне было невозможно! Жалею, что старые тетрадки выбросила, но на них и смотреть сил не было, пока лежала несходная. Ведь уж думала, что вовек не поднимусь, и всякое напоминание о прежней жизни, веселой, легконогой, быстроногой, и том, как бегали на Откос, смотреть ледоход на Волге, как танцевали в Дворянском собрании или на домашних вечеринках, как гуляли в Александровском саду, даже как на молебствиях стаивали в Строгановской церкви на Рождественской, было болезненно, не хотелось вспоминать о том чудесном времени, вот и велела маменьке все мои старые записки в печку швырнуть! Зря, конечно, но ведь я не в себе была и от неподвижности, и оттого, что все старания к моему исцелению оказывались напрасными, только зря мое неподвижное тело мучили. Ох, какие страшные времена были, даже не вполне верится, что они позади! Иногда просыпаюсь – и какое-то мгновение, перед тем, как поднимаю руку, ногу или на бок поворачиваюсь, окунаюсь в тот же ужас неподвижности, и слез неостановимых, и греховного уныния, и неверия в возможность обычного человеческого будущего, и затаенной мольбы о смерти. Для меня ведь просто стоять и то было невозможно, меня на какой-то тачке возили, а все глазели, глазели на меня, не то с жалостью, не то с любопытством, и до меня долетали шепотки, не иначе, мол, сильно позавидовала подружке своей, вот Господь и наказал. Но это неправда! Неправда! Я не завидовала Наде, мне даже Степан Артемьев, жених ее, не нравился! И вот этот балкон… Этот проклятый балкон!..»

Женя читала и читала, пока не перевернула последнюю страницу. Собственно, написано было не так уж много: когда ее тезка и прапрапрабабка вышла замуж, она писать бросила. А может быть, и не бросила, может быть, эта тетрадка просто завершала один этап ее жизни – девический, а женский описывался в другой тетради, которая не попалась Алику Фрунзевичу. Наверное, интересно было бы прочесть и о том, что стало с Евгенией Всеславской после того, как она изменила фамилию на ту, которую, если следовать упрямой логике деда Саши, предстоит носить и его внучке. Самое пора-зительное, что прапрапрабабка тоже была в этом уверена!

Впрочем, сейчас не это волновало Женю, ибо от судьбы, как известно, не уйдешь: кому быть повешенным, тот не утонет, а суженого конем не объедешь. Если и в самом деле тот человек ей предназначен, то он рано или поздно дорожку ей перейдет. Ну а не перейдет…