Мне так хотелось увидеть, жив ли дядька Петр и нашла ли его Зорька. Хотя здесь их нитей могло и не быть. В полотно вплетались жизни только верующих людей, а у рома и скоморохов были свои причины сторониться богов, и я могла потерять время, но так и не найти переплетения их путей. Но был один человек, судьбу которого я страстно желала узнать прямо сейчас.
– Ты иди, Игнат. Я скоро тебя догоню. Я только посмотрю, жива ли Добронега. Ее нить должна быть где–то рядом с нитью князя Олегом. Они связаны тремя детьми, – я умоляюще посмотрела на любимого и вновь вернулась к станку.
Игнат направился к выходу, воркуя с капризничающим сыночком. Его голос становился все тише, а я торопливо искала нить старшей княгини. Она нашлась, и я схватилась за горло, понимая, что Добронеге осталось жить совсем немного. Ее ниточка истончилась. В колдовское стекло я увидела обескровленное лицо княгини, измученное болезнью тело и угасающий взор.
– Нет-нет-нет, – прошептала я, крутанувшись на пятках. – Я не позволю. Больше не хочу быть предвестницей смерти. Я буду дарующей жизнь. Я уже дала одну своему сыночку, поэтому у меня получится.
Я кинулась к челноку, но на нем не было подходящей по цвету нити. Я ползала по полу на карачках, хватала то один моток обрезанных нитей, то другой, подбегала к станку и сравнивала с той, что вот-вот должна была кончиться. Я выла от отчаяния, боясь не успеть.
Но я нашла нужную нить. Вытерев пот с лица подолом сарафана, я вытащила из корзины свободный челнок. Намотав на него так много, сколько получилось распутать, трясущимися руками вставила челнок между нитями основы. Доведя его до обрывающейся нити, связала концы в крепкий узел. Шепотом поблагодарив маменьку за то, что та заставляла нас с сестрой шить–вышивать и набивать в этом мастерстве руку, я принялась проталкивать челнок через нити основы. Станок стонал, клацал, трясся, грозясь окончательно разрушиться, но я упорно ткала. Успокоилась только тогда, когда закончилась нить на челноке.
– Живи долго, милая княгиня, – прошептала я и заторопилась к выходу.
Пусть жизнь Добронеги будет не такой гладкой, как была до того, все же я неопытная ткачиха, но ее дети и князь Олег не останутся без присмотра.
Игнат не ушел далеко. Он сорвал полевой цветок и крутил им перед носом Добромила. Тот пытался схватить его пухлыми ручками. Правда, начинал ныть, когда вспоминал, что голоден. Я не стала ждать, когда мы вернемся в дом, а села на кочку и принялась кормить прямо здесь.
– Почему так долго? Узнала что-то новое? – Игнат сел рядом и, сунув стебелек цветка в рот, лениво прикусывал. Его взгляд бродил по холмам.
– Да, княгиня Добронега будет жить долго, и сама сыграет своим детям свадьбы.
Игнат покосился на меня.
– Но ты же говорила, что супруга Олега смертельно больна?
– Уже нет, – я улыбнулась Игнату.
– Ты что–то изменила? – он напряженно ждал ответа. Я не сразу, но кивнула. В голосе Игната появилось беспокойство. – Но так нельзя! Это вмешательства в дела богов. За это положено наказание.
Он зло швырнул помятый цветок.
– Но я всего лишь спасла жизнь человеку. Хорошему человеку, истово верующему в богов. Они же зачем–то наградили меня колдовскими способностями? Станок сразу послушался меня, а если бы я что–то нарушала, то нить не вплелась бы в полотно.
– Так нельзя. Ну как ты не понимаешь? – Игнат встал. Посмотрев на меня сверху, заметил выступившие слезы и смягчился. – Что бы не случилось, помни, я рядом с тобой. Можешь спрятаться за мою спину. Я тебя не брошу.
Наказание не задержалось. Вечером в доме появилась Ега. Взгляд пытливый, движения сдержанные. Пропали прежние приветливость и душевность.
– В храме Великой Ткачихи пахнет человеческим духом, – произнесла она, садясь на скамью в горнице. Мы с Игнатом стояли перед ней с поникшими головами. Как провинившиеся дети.
– Да, мы были там, – не стал отпираться Игнат.
– Что-то поменяли?
– Я поправил станок, – Игнат сделал небольшой шаг вперед, и я оказалась за его спиной. – Ему требуется ремонт.
– Его уже не спасти. Он будет разрушаться все больше и больше. Как и все здесь, – ведьма огляделась.
Я тоже подняла голову. Только сейчас заметила паутину трещин на потолке и кое–где на стенах. Изменения уже начались, но они не были заметны глазу. Печь вроде как стала более низкой, углы кривее. Словно дом тихо просаживался.
– Что еще изменили?
Нельзя было не ответить. Ега ждала. Я вышла из–за спины Игната.
– Я вплела в полотно длинную нить, – я опять опустила глаза. Нервно теребила фартук. – Не дала умереть княгине Добронеге. Она добрыми делами заслужила долгую жизнь.
– Не тебе судить, что заслужили люди, а что нет, – строго попрекнула меня ведьма. – Каждому воздается по заслугам. У Добронеги руки в крови. Она легко посылала людей на гибель. Встань ты ей поперек пути, и тебя не пожалела бы. За то ей и были посланы муки и ранняя смерть. А ты, поперешница, все изменила. Теперь придется отвечать за самовольство.