Ведьмин Кут

– Кому Нюша, кому и Никаноровна, – отозвался дед, втыкая штепсель в розетку, и устраиваясь поудобнее на диване, – Неси чай сюды, без бабки можно и тут попить, а то ить начнёт кудахтать: «Куды мне по зале крошки крошите!»

Дед так забавно передразнил бабку, что Алёшка рассмеялся, так похоже у него вышло.

Он по инерции принёс чашки, мысли же его всё крутились вокруг дедовой фразы, никогда он не слышал такого смешного и в то же время манящего своей загадочностью выражения «доить месяц».

– Деда, а как это можно месяц подоить? – осторожно спросил он у деда, зная, что тот шибко не любит, когда его отвлекают от просмотра новостей.

На удивление дед охотно откликнулся на вопрос внука, то ли Алёшка попал под настроение и дед сам был не прочь побалагурить, то ли Никаноровна очень уж достала деда, но он махнул рукой в сторону двери и сказал:

– А ты для начала выгляни-ко на двор, опосля и поговорим.

– Ага, – Алёшка пулей помчался на крыльцо, уж какой там сон теперь, когда такое творится.

Свежий вечерний воздух обдал его прохладой, едва лишь за спиною затворилась дверь в избу. Тёмно было кругом, ни света звёзд, ни отблесков фонарей с соседней улицы, на их-то улочку фонари так и не «дошли». Окна соседей в доме напротив также были темны, то ли дома никого, то ли уже легли спать, в деревне рано ложатся и встают тоже спозаранку. Алёшка огляделся – очертания знакомых предметов – собачьей конуры, сараев, крыши соседского дома, высоких берёз у забора, плетня, отделяющего огород от двора – всё было каким-то особенным, не таким, как днём, будто бы чужим и незнакомым. Повеяло ветром со стороны реки, Алёшка поёжился. Сбоку в окно что-то стукнуло тихонько, мальчик вздрогнул и поглядел туда, но это были всего лишь несколько ночных мотыльков, которых привлёк неяркий свет. Алёшка задрал голову кверху, ища глазами рожок месяца, в это время тот должен был висеть аккурат над сараем, но сейчас его не было видно. Алёшка крутил головой туда-сюда, и, наконец, нашёл-таки ночное светило, и понял, отчего он не смог разглядеть его сразу. Месяц, и без того молодой и тонкий, сейчас стал и вовсе еле заметным серпиком на чёрном смоляном небосводе, словно большой великан облизал его, как леденец и выплюнул обратно на небо. Но самое любопытное было не в этом, а в том, что вниз, к земле, тянулась от серпика тонкая светящаяся ниточка, она вилась до самого леса и скрывалась где-то за елями.

– На Ведьмином Куте! – сообразил Алёшка.

Место это в деревне считалось нехорошим. Там, где река, забегая в лес, образовывала заводь, находилась странная поляна. Не росло на ней ни ягод, ни грибов, ни даже зверь не заходил на неё. Идеально круглая, как тарелка, с вытоптанной травой, она стояла безмолвная и таинственная. Кто топтал ту траву неизвестно, ведь даже малые дети в деревне знали, что туда соваться нельзя. Старухи говорили, что трава примята оттого, что на Ведьмином Куте ведьмы по ночам пляшут. Но Алёшка считал, что это всё бабьи сказки. А теперь вдруг и дед чудно заговорил – про ведьм, про месяц…

Внезапно зашелестели макушки яблонь в саду, закачали ветвями, как будто руками, шуршащий шёпот пролетел по двору, закрутился вихрем над Алёшкиной головой, поманил за собою:

– Иди-и-и к на-а-ам…

Алёшке показалось, что кто-то дотронулся до его плеча холодной, как лёд, рукой. Он вскрикнул, рванулся с места, и, хлопнув дверью, заскочил в дом, заперевшись на засов.

Глава 2

– Ну что, видел? – спросил дед, не оборачиваясь.

– Ага, – выдохнул Алёшка, и подсел к деду на диван, пытаясь унять бешено колотившееся в груди сердце.

Диктор по телевизору рассказывал что-то о визите президента в отдалённый уголок нашей необъятной Родины, и дед, казалось, с головой ушёл в программу новостей, и потому Алёшка терпеливо ждал.

– Верёвочку заприметил, что от месяца вниз вьётся? – всё так же глядя в телевизор, спросил дед.

– Ага, – изнемогая от любопытства и нетерпения, но стараясь не выдать себя, выдохнул Алёшка.

– Вот так ведьмы и доят месяц, – ответил дед.

Алёшка с разочарованием удивлённо уставился на деда – шутит что ли? Это и будет весь его ответ? Он уже было расстроился, как дед вновь заговорил:

– А всё эта Никаноровна воду мутит, карга старая. Вот с молодости она такая была. Всё-то ей что-то изгадить надо бы, напакостить, тьфу.

– Деда, а для чего ей месяц?

– Месяц-то? А всё для того же – для колдовства. Не все ведьмы умеют его доить, вот Никаноровна могёт. Слова знает заветные. Скажет их, и польётся лунное молоко прямиком ей в кувшин, а оно и впрямь как молоко выглядит – белое, только отсвечивает голубоватым, если приглядеться. В темноте особливо видно, как оно мерцает.

– Деда, а ты что, видел его? – воскликнул Алёшка.