– Знамо дело куда – к Никаноровне. А та уж поджидала её, сидя на своей завалинке. Издалёка заприметила она, как Тамарка несётся по улице, так, что только пыль стоит столбом. Добежала она до избы Никаноровны, вся запыхавшаяся, мокрая, упёрла руки в боки, и только хотела покрыть старуху отборной руганью, как вместо слов вновь понеслось из её рта кудахтанье. И до того это было уморное зрелище, скажу я тебе, что Никаноровна слушала, слушала, да не выдержала, расхохоталась до слёз, так, что еле отдышалась. А после и говорит Тамарке: «Ну что, девка, обещала я тебе науку, вот она. Любишь ты языком молоть чаво попало, как курица безмозглая, вот и покудахтай денёк». Тамарка вновь расквохталась, чуть не с кулаками на Никаноровну лезет, после в ноги повалилась, ко-ко-ко да ко-ко-ко со слезами, уговаривает, знать, помиловать её, непутёвую. «Ничаво, ничаво, пореви, тебе пользительно будет» – баит Никаноровна. После смилостивилась: «Да не переживай, к завтрему всё пройдёт. А в другой раз думай, что говорить. Лучше споткнуться ногою, чем словом». Так и пошла Тамарка прочь. А куды деваться, работать надо, ревёт да покупателей обслуживает, рта не раскрывает. Где забудется, так кудахнет чаво-нибудь, тут же спохватится, и снова рот на замок. А деревня слухами полнится, ужо все сбежались на Тамарку поглядеть, хохочут, разговорить девку пытаются. Кой-как она день отработала, да бегом домой, дверь на запор, и занавески зашторила. Не соврала Никаноровна, на другий день всё как рукой сняло, заговорила снова Тамарка не по-куриному, а по-человечьи. Да вскоре после того и уехала совсем из деревни в город, взамуж там вышла. То ли урок на пользу пошёл, то ли муж её и такую язву полюбил, только вот такое дело было.
– Никаноровна-то выходит вовсе не ведьма, – задумчиво сказал Алёшка.
– Да вот ишшо, а кто ж она?
– Добрая фея, наверное, – задумался Алёшка.
– «Фея», – передразнил дед, – Что за слово-то загранишно? У нас феёв не бывает, у нас своя сказка. Ведьма и ведьма, и всё на том.
– А я слышал, – стоял на своём Алёшка, – Что ведьма – это значит ведающая, ведунья, она много чего знает и на пользу употребляет. А вот колдунья та злая, она колдует и людям вредит.
– Ты откудоть такой шибко грамотный? – удивился дед.
– Да так, слыхал маленько.
– Иди-ка спать, умник, – велел дед, – Эва уже одиннадцать ночи на часах. Бабка нас не видит…
Алёшке спать не хотелось, но ослушаться деда он не посмел, и правда, сегодня засиделись они, была бы бабушка дома, не позволила бы им допоздна лясы точить. Алёшка лёг в постель, укрылся тонким одеялом. Дед погасил свет, выключил телевизор, покрыл его сверху вышитой салфеткой, проверил – заперта ли дверь, и вскоре уже громко захрапел на своей кровати. Алёшке же не спалось, он долго ворочался с боку на бок, но вскоре дрёма стала баюкать его, веки отяжелели, глаза стали слипаться, и только было он начал видеть сон, как в окошко постучали.
Глава 5
Алёшка поднял голову и вслушался, может это куст калины, что растёт под окнами, стукнул в стекло? Ветрено было нынче вечером, когда он выходил поглядеть на месяц. Стук повторился. На этот раз быстрый, нетерпеливый. Алёшка вздрогнул от неожиданности и покосился на деда, тот спал богатырским сном, и даже ухом не повёл. Алёшка подождал ещё чуток, но, в конце концов, любопытство пересилило страх, и он поднялся на ноги и подошёл к окошку. Отведя штору, он прислонился лбом к стеклу, и тут же отпрянул – белый круглый блин с расплющенным носом приник к стеклу с той стороны. Мальчик вскрикнул и задёрнул штору. Тут же в стекло снова застучали.
– И как же дед не слышит стука? – подивился Алёшка, – Надо же так крепко спать. Кто же там может быть-то?
И он вновь потянул легонько занавеску и осторожно выглянул наружу. Под окном стояла, задрав голову, обычная девчонка. Совершенно обыкновенная, даже не симпатичная на Алёшкин вкус. Какие-то две куцых косицы, перехваченные нелепыми бантами, платье в горох с белым воротничком и большие, растоптанные сандалии. Алёшка уставился в недоумении на гостью, а та вытаращила на него свои глазищи, и замахала рукой на крыльцо, мол, выходи. Алёшка кивнул и направился к двери, даже не подумав о том, как же девчонка попадёт из палисадника во двор, коли ворота-то заперты.
Выйдя на крыльцо, он поёжился, зябко было на улице. Девчонка уже стояла тут, теребя свой бант.
– Привет!
– Здор
– Да я внучка бабы Нюры, – махнула девчонка рукой в сторону реки, где стоял на берегу дом Никаноровны.
– Внучка? – поразился Алёшка, – А разве у неё есть внучки?
– Ну, как видишь, – девчонка покрутилась перед ним, будто показывая, что она настоящая.
– Что-то я тебя тут раньше не видел, – засомневался Алёшка.
– А я раньше не приезжала, – девчонка глянула на него, как ворона, покосившись одним глазом.
– Ну, допустим, – сказал Алёшка, – А чего ты сейчас к нам пришла?
– Дома страшно.
– А где ж бабка твоя? – хотел, было, спросить Алёшка, и тут же осёкся, вспомнив про то, что Никаноровна нынче где-то на Ведьмином Куте снуёт, если верить деду, да месяц доит.