Ведьмина гора

Сходя по трапу на берег, я вдруг поймал себя на странной мысли: самое гнусное в этой жизни – это убийство времени; вот ты занимаешься не тем, что тебя греет, ты встречаешься не с тем, с кем бы хотел встречаться, ты объясняешься там, где не нужны объяснения, ты хочешь впечатлений, а получаешь безумие, и все это убивает тебя… по капле, по мгновению…

Сократ говорил: «В мире есть много вещей, которые мне абсолютно не нужны…»

Так вот. Я физически понимаю, что это такое на самом деле.

Я каждой порой своей, каждой клеточкой осознаю эту истину: человек очень часто отвлекается на постороннее, часто принимает во внимание вещи, которые не должен был бы принимать. И эти «мелочи» рождают зависть, злобу, ревность, тщету, да и многое другое, что мешает людям жить…

…Надо же, какие мысли приходят в голову, пока ты перебираешься по трапу на берег и ждешь, пока тебя снова не загонят в ночной автобус, где уже снова ждет экскурсовод, засыпающий на ходу, но бормочущий по-прежнему какие-то несвязные слова…

А может, и сам я был уже в каком-то полусне? Помню только, что нас почему-то привезли на Загородный проспект, в кафе под названием «Ваниль», где молодежь курила кальян, и дым отечества курился под потолком, опьяняя и без того отяжелевшее сознание.

Бред какой-то.

Нет, это путешествие по ночному городу все равно завершается Заболоцким:

И всюду сумасшедший бред.
Листами сонными колышим,
Он льется в окна, липнет к крышам,
Вздымает дыбом волоса…
И ночь, подобно самозванке,
Открыв молочные глаза,
Качается в спиртовой банке
И просится на небеса.

Теперь мне кажется, что это произошло со мной в кальянном бреду, когда сознание осознало себя в перевернутом мире, когда образы множились, вне зависимости от меня самого, и сам я множился, не зная, какой из них – я.

Писатель-суфий Идрис Шах в книге «Караван сновидений» пишет:

…такие люди – хозяева мира. Если они отправляются в путь, луна и солнце служат им подушкой. Взнуздают они своих коней – и седьмое небо становится их ристалищем.

Из звездных чаш пьют они вино.

В любое время, в любую эпоху есть такие люди, в них бьется сердце мира. Хорошо оказаться рядом с ними. Еще лучше сделать их образом для своей жизни…

И вам повезет? ( Вариация на тему )

– Зачеркните еще пару номеров на всякий случай – и вам повезет… – Рекламный голос киоскера вывел его из задумчивости, и он обнаружил себя заполняющим очередные лотерейные бланки; он ощутил себя Германом, вымаливающим у саблезубой графини тайну трех карт.

«Тройка, семерка, туз», – пробормотал он: магия желанных цифр завораживала, будоражила воображение, разжигала азарт, дразнила озарением. «Тройка, семерка, туз», – произнесла графиня, но это был сон, и Герман проснулся, и Пушкин чего-то не дописал в «Пиковой даме»; в пику всем лишь обозначил подступ к тайне, но и подступ оказался ступенчатым, ступени вели в никуда, там не было перил – парила мгла, непознаваемая, как сама жизнь. Ему вдруг стало смешно: в его-то возрасте верить в лотерейную сказку? В государственную аферу, разыгрываемую еженедельно на глазах у изумленных и страстно желающих быть обманутыми сограждан?

Остап Бендер знал четыреста способов честного отъема денег у государства, но государство одурачило Остапа, изобретя самый эффективный и надежный способ честного отъема денег у граждан; государство так отымело граждан, что они, уже не глядя, подмахивали лотерейные листочки с заветными номерами, повизгивая от удовольствия. Кто-то хоть раз видел человека, действительно получившего крупный выигрыш? Обозначенные мелкими профессиями, чтобы вызвать жалость и восхищение одновременно, якобы везунчики сходят со страниц газет и пропадают бесплотными тенями.

Домохозяйка, случайно купившая лотерейный билет на сдачу от памперсов; дворник, сэкономивший на пачке сигарет; инвалид, попросивший свою сиделку заполнить номера на бланке; житель окраины, окликнувший своего сопливого ребенка в тот момент, когда он – по примеру отца – тянулся за бутылкой пива. «Рано тебе еще, сынок! – сказал отец. – На-ка, купи лучше билетик на счастье…»

До тех пор, пока будет существовать мир, не исчезнет вера в золотушную Золушку, проскользнувшую через игольное ушко и причастившуюся к сладкой славе.

В реальности, рваческой и рвотной, все происходит по-другому: и роты золушек маршируют на панель, подгоняемые единственным желанием – выжить, а выжившие из ума феи-сводницы разбрасывают по дорогам продолговатые тыквы, которые если во что и могут превратиться, так только в карету «скорой помощи».