Ведьмина роща

– Так бы и сказала, я б тебя проводил. Подняться сможешь? – Глеб руку ей подал, помог на ноги подняться.

Стоит Глаша, сама не поймет, отчего шатается. Уже и в колхоз не хочется, и к дядьке – здесь хорошо, с Глебом.

– Крепко ж я тебя напугал, прости. – Глеб ее под локоть придерживает, отпустить боится. – Давай лучше до дядьки доведу? До колхоза больно далеко.

Глаша головой качает, домой не хочет.

– Не ждут меня у дядьки, Сашка им скажет, что я в колхоз ушла через рощу. А сам велел к Хожему идти, прощения просить. Никто следом не пойдет.

И опять муторно ей стало. А Глеб, наоборот, будто обрадовался, приобнял ее осторожно, в волосы уткнулся и стоит. А у самого сердце часто-часто стучит, Глаша даже испугалась за него. Отстранилась, в глаза ему заглянула. А глаза черные-черные, кажется, ночь и та светлее, и лицо совсем нерадостное. Стоит, ее к себе прижимает да в сторону рощи смотрит. Жутко стало Глаше от этого взгляда. Жутко и холодно. Выпутаться захотелось из объятий, вырваться, убежать прочь. Только некуда ей бежать. Никто ведьму от Хожего защищать не станет. Да и догонит он, если захочет. А Глеб черноту сморгнул, к ней наклонился и улыбнулся ласково:

– Холодно тебе, дрожишь вся? Или валериана еще не подействовала?

И так снова хорошо сделалось от его взгляда и голоса ласкового, что Глаша сама к нему крепче прижалась:

– Пойдем на тот берег? Может, потихоньку и до колхоза дойдем.

Усмехнулся Глеб, головой качнул:

– Не боишься ночью через Ведьмину рощу ходить?

А Глаша совсем разомлела, точно пьяная, даже весело стало:

– А чего мне бояться, если я с Хожим иду? Он обещал, что не обидит, что беречь будет пуще всего на свете. Или передумал с такой дурной связываться?

Рассмеялся Глеб, по голове ее потрепал и к мосту потянул.

– Хожий, Глаша, от своего не отступается, коли уж выбрал. Какая б ни была, беречь будет.

Кольнуло у Глаши сердечко, неспокойно вдруг стало, да отмахнулась она, отругала сердце свое глупое, мол, само не знает, чего хочет, и пошла следом. Идет по мосту, доски считает, а Глеб ее не торопит, только за руку и за талию крепко держит. Глянула Глаша в реку, а там луна такая полная да желтая плавает, точно сыра головка, и они с Глебом прямо под луной этой идут, только на Глебе блики яркие, никак рассмотреть не дают. Пригляделась Глаша к отражению, видит – а у него по рукам узоры светящиеся идут. Вздрогнула, споткнулась, но Глеб крепко держит и шепчет:

– Не гляди в воду, Глаша. Там рябь идет, голова закружится.

Глаша голову опустила, на руки его глянула, а там и правда узоры светятся. Чуть не закричала, но сдержалась, вцепилась крепче в Глеба и вперед пошла. На тот берег перешли, Глеб ее отпустил, а дальше не идет, точно ждет чего. Глаше страшно так, что ноги подгибаются, хоть головой и понимает, что глупость это все, просто рисунки.

– Ты зачем руки разрисовал? Народ пугать? – И пытается с усмешкой спросить, а у самой голос дрожит.

– Народ пугать, верно, – улыбается Глеб. – И тебя опять напугал?

Глаша тоже улыбается, а губы все подрагивают, сама пятится тихонечко к лесу.

– Знаю, жутковато смотрятся. Я и сам себя в бане пугаюсь, – смеется Глеб. И все за Глашей наблюдает, ближе подходит. – Да ничего не поделаешь, считают местные, что у Хожего рисунки светящиеся по всему телу, вот и приходится на час раньше вставать, краситься, точно девушке. Я тут уже скоро вторую профессию получу: мастер татуировок. Вот выгонит меня отец твой из меда, пойду рисунками на хлеб зарабатывать.

А Глаша все пятится. И рада бы не бояться, да рисунки точь-в-точь как у Хожего из сна.

– А рисунок сам придумал?

Глеб уже без улыбки на нее смотрит, за руку осторожно придерживает. Наверное, больно бледная стала.

– Ты у отца учебник по лекарственным травам видела?

Кивает Глаша, а сама чувствует: спиной в дерево уперлась, дальше отступать некуда. И вспомнила вдруг: и в самом деле есть у отца учебник по травам, по которому он и ее учил. Обложка у учебника светлая, а по левому краю сверху вниз как раз такой узор идет.

– Узнала узор? Мне отец твой учебник этот на лето оставил, чтобы я отмечал, что здесь растет.

Узнала. Отлегло от сердца, опустилась Глаша на траву, сидит, отдышаться никак не может.

– Ты на какого врача учишься?

– На терапевта. – Глеб сел рядом. – Да только это я, кажется, поторопился. С тобой надо на невролога или психиатра учиться.

Рассмеялась Глаша, и снова хорошо и легко стало, как прежде. Еще Глеб обнял, к себе прижал. Так бы и сидела тут до утра, если б от реки холодом не потянуло.

– Давай костер разведем? – осторожно отстранил ее Глеб и начал палки, водой принесенные, ближе подгребать.

А Глашу в рощу тянет, точно на веревке кто тащит. Поднялась она и шагнула к деревьям.

– Давай лучше в лес? Там ветра нет.

Остановился Глеб, к себе ее развернул, в глаза вглядывается да серьезно так спрашивает:

– И зачем тебе ночью в рощу, Глаша? Темно там, тени да шорохи всякие.

Смотрит Глаша через плечо его за реку, и чудится ей, словно скалятся на нее злобно окна домов, а злее всех – ведьмина мазанка. Смотрит подслеповатым окошком и точно шепчет недоброе что-то.