Ведьмина роща

Да только негде в этой роще сбиться-то – как гуляла она утром здесь, мост да речку четко видела. Вдруг глядит – сквозь деревья светится что-то бледным светом. Но странно как-то, ни на окна, ни на фонарь не похоже. А Глеб остановился, обернулся к ней, по руке гладит.

– Не пугайся, Глашут, это место мое заветное. Я его тоже раскрасил кругом, чтобы, если кто вздумает ночью по лесу шариться, не залез да не унес чего.

Улыбнулась Глаша и дальше вслед за Глебом пошла. А тропинка все больше под уклон идет. Смотрит – блестит впереди у самой тропы что-то, а за деревьями все ярче светится. Глеб снова остановился, ближе по-дошел:

– Здесь ручей течет вокруг поляны. Да только темно больно. Я-то тропинку и в темноте найду, а ты, боюсь, оступиться можешь. Давай перенесу?

Глаша так и застыла на месте, смотрит на Глеба удивленно:

– Что ж ты через весь-то лес на руках не нес? Там и потемнее было. Этот ручей и кошка перешагнет. Да и неглубокий он – даже если оступлюсь, не утону.

Фыркнула, вперед пошла и в один шаг ручей перешагнула. Только сердце на секундочку точно замерло, прислушалось, призадумалось да дальше поскакало.

– Ох, Глаша! Непросто с тобой Хожему будет, – вслед за ней переступая ручей, вздохнул Глеб. – Рощу его себе присвоила, границы заколдованные, точно кошка, переступаешь, а как что не по тебе – бурю вызываешь.

– А зачем он торопился так? – усмехается Глаша. – Я ему, что ли, полную косу цветов заплетала да по деревне в таком виде пускала? Сам меня своею назвал при всем народе. А теперь что – в кусты?

Говорит и сама себе удивляется: и часу не прошло, как прочь Глеба гнала, а теперь в лес вслед за ним ночью пришла. Разве можно так девушке приличной? Ей бы остановиться, одуматься, а то и бежать скорей обратно, к дядьке. Да только роща одуматься не дает, в спину ветками так и толкает.

Сделала Глаша еще шаг, вышла из-за деревьев и ахнула. Лежит перед ней поляна круглая, лунным светом обласканная, посреди поляны костровище да бревно поваленное, с краю шалаш стоит, сосну подпирает, а вокруг поляны по деревьям узоры светящиеся тянутся. Глеб ее под руки подхватил, к себе прижал да по голове гладит, успокаивает. А Глаше и не страшно вовсе – от красоты дух захватило.

– Глашенька, милая! Не бойся, рисунки это, как на мне. Сам рисовал! – шепчет Глеб, усадить пытается, да не садится Глаша, все стоит, точно завороженная, деревья разглядывает.

– Волшебство какое, Глеб! – выдохнула она наконец и к ближайшему дереву побежала. Встала, пальцем узор обводит осторожно, стереть боится, а он будто теплый. – Чудак ты! Да кто же такой красоты испугаться может?

А Глеб далеко ее не отпускает, на каждом шагу подхватить готов.

– Почитай вся деревня! Да так боится, что и нашатырь не поможет.

– Второй раз за сегодня в роще оказываюсь и второй раз думаю, какой красоты себя люди лишают из-за сказок этих! – улыбается Глаша, от дерева к дереву переходит да узоры гладит.

А Глеб за ней точно тень следует.

– Пойдем костер разводить, замерзла же.

Отмахнулась Глаша, от деревьев глаз оторвать не может.

– Ну так разводи пока, уж здесь-то я не заблужусь, столько света кругом!

Постоял Глеб, посмотрел, как ласкаются узоры к рукам ее, и отправился к костровищу. Костер разводит, а сам нет-нет да голову поднимет посмотреть, где она. А Глаша всю поляну обошла, последнее дерево обняла и улыбается, только что не мурлычет от удоволь-ствия.

– Не думал я, что тебе так полянка моя понравится, – усмехнулся Глеб, когда Глаша к костру подошла. – Знал бы, сильнее бы разрисовал.

– И не нужно сильнее – так красиво! – шепчет Глаша и руки к костру протягивает. – Только откуда ты столько краски взял?

Глеб ухмыльнулся да в сторону кивнул:

– Из города привез, откуда же еще. Здесь таких магазинов нет.

Прищурилась Глаша, глядит на него, склонив голову:

– А ты никак знал, что тебя здесь Хожим назовут?

– Знал. И готовился, – кивнул Глеб, а сам к костру наклонился, дунул, шепнул что-то, и затрещали сучья да хвоя. – А то бы тоже на каждом шагу за сердце хватался.

– И откуда же ты знал? – Сильнее сощурилась Глаша, уж не улыбается.

Глеб от костра голову поднял, стоит на коленях и смотрит на нее:

– Дед у меня – этнограф. Все сказки края нашего знает. Я как сказал ему, куда на практику еду, он мне целый ворох записей своих принес. Всю весну с ним сидели, байки местные разбирали – каждую мелочь, каждую повадку да обычай Хожего изучили. Ко всему я подготовился, казалось.

– Ко всему подготовился? Роль выучил? Как в театре, значит? – прошептала Глаша, а у самой по сердцу точно наждаком провели, так и саднит.

– Да какой уж тут театр, – вздохнул Глеб, а с колен не встает. – В театре, Глаша, ведьма синеглазая сердце у Хожего не крадет. Я ведь и подумать не мог, что тебя тут встречу.

А Глаше горько так, обидно, и слушать ничего не хочется. Вскочила бы да убежала, только сил совсем нет. Уткнулась себе в колени, в комок сжалась и заплакала.

– Ничего я у тебя не крала! Только поверила, глупая, театру твоему!