– Да уж, в самом деле, тут не тебе, а мне бояться следует. – Поцеловал в макушку, за руку взял. – Давай ладонь твою обработаем, ведьма ты моя синеглазая. А то ритуал-то ты совершила, а грязь из раны мы не вымыли.
Подняла Глаша голову, смотрит на него удивленно:
– Какой ритуал?
– Как какой? – Глеб сумку свою опять расстегнул, достал бутылек, вату и бинт. – Кровавый. С рощей себя связала, как настоящая ведьма.
Испугалась бы Глаша, да сил уж нет. Опустилась на землю возле бревна, вздохнула тяжело, глаза прикрыла.
– Ты опять пугать меня вздумал? Никакой я ритуал не совершала, а вот глупостей наделала и наговорила сегодня больше, чем за весь предыдущий год.
Улыбнулся Глеб, на руки ее поднял и в шалаш перенес.
– Устала ты сегодня, Глашенька, отдохни, здесь тепло и людей нет. Только руку дай, я пока рану обработаю.
Улыбнулась Глаша и уснула сладко, точно на перине пуховой, а не на ветках да хвое.
Глаша шла по мосту и старалась не смотреть в воду. Потому что по ней змеилась сверкающая рябь, от которой кружилась голова, а перила давно сгнили. И потому, что снизу, из-под ряби, из темной, точно глаза Хожего, холодной воды, к ней тянули призрачные руки мертвецы.
«Не смотри в реку», – говорил ей в прошлый раз Глеб, и Глаша старалась не смотреть, хотя полупрозрачные руки, которые высовывались из воды и дрожали на ветру, точно тростник, невольно притягивали взгляд. Глаша перешагнула последнюю доску и выдохнула. Впереди ждала роща, и там люди – ни живые, ни мертвые – ее уже не достанут. Там ее ждет Глеб.
Роща тоже светилась зеленоватым призрачным светом, но Глашу это не пугало. Роща – дом, их с Глебом дом, в который без их дозволения никто проникнуть не сможет. А светится она от узоров, которые нарисовал Глеб и которых так боятся местные. Которые так похожи на руки мертвецов в реке – призрачные и холодные…
Глаша остановилась, обводя пальцем ближайший узор. И в самом деле холодный. Странно, в прошлый раз узоры были теплыми и ласковыми, а сейчас вдруг холодные и колючие, точно осколки льда.
Сердечко предупреждающе заныло, заметалось испуганно, но Глаша отмахнулась и, глубоко вдохнув, шагнула в рощу. Это дом, а дома уютно, тепло и безопасно. Роща обступила резко и глухо, точно кто запер дверь, отрезая от мира. На тропинке лежал густой, набухший сыростью туман, и ноги быстро сковывала леденящая влага. Долгой и мучительной показалась Глаше дорога к поляне, каждый шаг сердце порывалось выскочить и бежать назад, к солнцу и жизни. Но там, за ручьем и кольцом деревьев, ее ждал Глеб, и Глаша шла, с трудом разрывая ногами паутину тумана. Ручей тоже светился, но призрачных рук к ней не протягивал. А сердечко точно криком надрывалось. Но Глаша уже видела сквозь деревья костер на поляне. Ей нужно было туда, к Глебу. Она перешагнула ручей, и сердце, устав кричать, то ли успокоилось, то ли вовсе замерло.
Глеб стоял спиной к тропинке, наклонив голову и скрестив руки на груди. Услышав шаги, он обернулся, протянул к ней испещренные призрачными узорами ладони, засветились в темноте тем же призрачным светом черные глаза. Последний раз испуганно дернулось сердечко. Последний раз отмахнулась от него Глаша.
Прижали ее к груди руки любимые, только холодно от них, точно от реки. Прильнула она сильнее, пытаясь согреться, только нет тепла. Стоит Глеб, к себе ее прижимает, а сам холодный весь, и сердце у него не стучит. Поняла Глаша, что к смерти своей в руки пришла, ей бы вырваться и бежать прочь, но крепка хватка у Хожего. Ей бы в глаза его заглянуть, крикнуть, что не его она, да глаза открыть не может.
Из последних сил оттолкнулась Глаша от холодной груди и проснулась.
Села на куче веток и хвои, отдышаться пытается да по сторонам глядит. А сердечко так и бьется, точно пташка испуганная. Сидит она в шалаше, рядом костер горит, сумка Глеба лежит, только самого его нигде нет. И позвала бы его Глаша, да страшно, все сон ее не отпустит. Вылезла Глаша из своего убежища, к костру присела. Руки озябшие греет, на деревья, узорами украшенные, посматривает. А узоры вовсе не призрачные, теплого такого зеленого цвета, и тянутся по ним листья, цветы да ягоды.
– Ты чего проснулась? Разбудил тебя шорохом? – откуда-то из-за спины спросил Глеб.
Глаша так и подпрыгнула, едва в костер не угодила. Вскочила, смотрит на него пристально и пятится к краю поляны.
– Приснилось что, Глашут? – Глеб в один шаг оказался рядом и прижал ее к себе.
Теплый, даже горячий, одежда от костра нагрелась. И сердце беспокойно так бьется. Прижалась к нему Глаша сильно-сильно, слушает, греется, слезы украдкой утирает.
– Это сон, Глаша. Просто сон. День у тебя был беспокойный, вот и снится теперь бог знает что.
Кивает Глаша, улыбается, да только спать ложиться отказывается.
– Ну раз сон не идет, давай завтракать, – поцеловав ее в волосы, шепнул Глеб. – Я картошки напек и земляники набрал горсть. Для тебя специально раньше срока поспела.
Глава 9