Ведьмина роща

Было тихо и как-то торжественно, только изредка где-нибудь вскрикивал встрепенувшийся петух да в отдаленье слышалось нестройное мычание: пастух уже собирал стадо, мысленно ежась от предвкушения сырого и туманного луга. Глеб вел Глашу не по короткому пути, а через всю деревню, накинув на плечи свою куртку и бережно приобняв. Она старалась ступать тихо, но дорога под ногами предательски хлюпала и чавкала, и эти звуки выхватывали чуткие до чужих шагов уши – то здесь, то там из-за забора показывалась чья-нибудь голова. Глаша тихо здоровалась и тут же опускала глаза, чувствуя, как румянец заливает щеки. Она все ждала, как кто-то съязвит по поводу жениха или, того хуже, обзовет ее гулящей. Это надо же было додуматься – на всю ночь уйти с парнем в лес! Но ее никто не попрекал. Кто-то молча кивал и поспешно прятался за забором, кто-то неожиданно ласково здоровался, иные крестились и шептали что-то, а если встречались с Глашей взглядом, расплывались в торопливой улыбке. Только возле Оксанкиного двора ей встретилось несколько пар недобрых глаз, но и их обладатели поспешили укрыться за ближайшим строением.

Мычание становилось громче, и вот с боковой улицы прямо на Глашу с Глебом вывернуло сонное стадо. Пастух, дядька Василий, отсчитывая огромными кирзачами деревенские лужи, зябко кутался в куртку и похлестывал хворостиной разбредающихся в разные стороны коров. Увидев Глашу, он остановился и, наставив на нее хворостину, проворчал:

– На кой ляд нам нонеча дождь твой? Дождь – он к выходным хорошо, чтоб по грибы. А теперь что? Будет дядька Василий со своим ревматизмом весь день по сырости таскаться. Давай солнце!

Досталось и Глебу. Пастух подошел к нему вплотную, ткнул хворостиной в грудь и, кивнув в сторону Глаши, хрипло пробубнил:

– А ты следи, чтоб у тебя барышня ночами не рыдала. А то всю деревню залили. А корова не карась, сырости не любит.

Глаша оторопела, не зная, что ответить, но выручила корова тетки Варвары. Она углядела девушку и из самой середины стада, не обращая внимания на соседок, направилась к ней. Подойдя к Глаше, корова возмущенно засопела и ткнулась мордой ей в живот. Глаша вздрогнула и осторожно потрепала скотинку по голове:

– Иди, Бура, иди. Дождик ночью траву соком напоил, будет вкусная. А вечером встретимся.

Корова лизнула девушку в руку и пошла вслед за стадом. Дядька Василий замер, наблюдая эту сцену, потом растерянно посмотрел на свою хворостину, поспешно спрятал ее за спину и выдавил неуклюжую улыбку:

– Ты не серчай на дядьку Ваську, Глашута, это я так, спросонья ворчу.

Глаша кивнула, снова заливаясь румянцем, и поспешила отвернуться. Не по нутру ей было, как встречает ее деревня.

– Ты зачем меня через всю деревню повел? – прошептала она Глебу, когда стадо скрылось за по-воротом.

– Надо так, Глаша. Люди знать должны, кто ночную битву выиграл, – приобнимая ее за плечи, мягко ответил Глеб.

– Не нравится мне этот театр. – Глаша дернула плечами и отвернулась от него.

– Так и мне он нравится не больше твоего. – Глеб попытался прижать ее к себе, но Глаша вывернулась.

– Не надо меня на людях трогать, я не кошка!

Глеб только вздохнул, но руки с ее плеч все не убирал.

– Глаша! – Откуда-то из-за берез выскочил синий вихрь и с визгом обвился вокруг Глашиной шеи. – До чего ж напугала всех, дуреха!

Глаша потрепала сестру по голове.

– Чем напугала? Грозой?

– Вернулась твоя Глаша, видишь. – Из-за забора выглянула соседка Яхонтовых Анисья Петровна. – Мы с Варей говорили ей, что Хожий Глашеньку в обиду не даст, а она ревела полночи.

Глаша отцепила от себя сестру и удивленно посмотрела на нее:

– Ты чего ревела-то?

Аксюта покосилась на калитку и, испуганно юркнув за спину сестры, шепнула:

– Да куда ж ты одна ночью поперлась-то, дурочка?! Дядя Трофим как узнал, что Сашка тебя одну оставил, так тут вся деревня на ушах стояла. Каждого с постели поднял да допросил, каждую травинку на берегу с фонарем рассматривал. А Сашку розгами высек так, что он и подняться не может. И меня обещал, если за ворота выйду. – Она присела, пряча голову за Глашиным плечом. – И тебя, когда вернешься.

– И высеку! – Дядька Трофим стоял, подперев калитку могучим плечом и поигрывая узкой гибкой розгой. Глеб вышел вперед, закрывая собой девушек, но дядька Трофим только сплюнул:

– А с тобой, Глеб Харитоныч, у меня будет отдельный разговор.

Глаша замерла в нерешительности. Взгляд у дядьки был очень недобрый – того и гляди в самом деле отхлещет вот этой вот розгой и ее, и Глеба, и Аксюту. И ладно бы только их с Глебом – сурово и дико, но, в конце концов, есть за что. А вот Аксюту… Хоть хватай сестру да и правда беги к бабке в колхоз.

По дороге просвистел ветер, почти дотягиваясь веткой березы до дядькиного лица. Калитка скрипнула, точно норовя прихлопнуть Трофиму руку. Глеб распрямил плечи и подался вперед:

– Нет, Трофим Яковлевич, это у меня к вам будет серьезный разговор. И к Александру тоже.