Говорил он спокойно и с достоинством, но у Глаши от его голоса вспотел затылок. Стоя за его спиной, она могла поклясться, что глаза у Глеба сейчас черные-черные, точно уголья. Дядьку Трофима тоже пот прошиб. Он выронил розгу и как-то неловко затоптался на месте.
– Да напугала ты нас сильно, Глашута. Сашка… он, дурак, брякнул и не подумал, а ты и впрямь ушла. Он-то вернулся потом, глядит – нет тебя, только куртка, так сразу тревогу поднял. Никто тебя не гнал вовсе. Зачем ушла? Да еще и одна. Вот хорошо, Глеб Харитоныч нашел да домой привел.
– Привел, – наступая на дядьку, глухо произнес Глеб. – Да вижу, не рады. Глаше сейчас баньку да чаю горячего надо, озябла вся, а вы ее розгами пугаете. Или в самом деле руку поднять хотите?
– Да ну кто на нее руку-то поднимает! – Из-за плеча Трофима высунулась тетка Варвара. – Истопила я баньку. Аксюш, иди сестру попарь.
– Иди, Глаш, тебе правда прогреться надо после ночевки в роще. – Глеб обернулся к ней и с улыбкой кивнул в сторону двора Яхонтовых.
Дядька Трофим попятился, пропуская Глашу и прилипшую к ее спине Аксюту, проводил их внимательным взглядом до бани, точно боясь, что обе враз исчезнут, потом махнул Глебу:
– Пойдем потолкуем, Глеб Харитоныч.
Глаша вздрогнула и обернулась на пороге бани, но Глеб только подмигнул ей и вслед за дядькой Трофимом взошел на крыльцо.
Баня была истоплена чересчур, точно тетка Варвара племянницу изжарить собралась. Глаша наспех вымылась, переоделась и, отмахнувшись от уговоров Аксюши попарить ноги, выскочила во двор.
Солнце неторопливо выползало из-за облаков и озирало мокрые окрестности. Глаша подставила ему раскрасневшееся лицо и вздохнула. Точно Аксюта сказала, дуреха она. Ей ведь и в голову не пришло, что дядька с теткой будут беспокоиться, что, если отбросить все сказки про ведьму и Хожего, идти ночью в рощу было действительно глупо и опасно. Она могла поскользнуться на мосту и упасть в реку, могла наткнуться на какую-нибудь корягу, ее могло убить молнией, если бы она решила ночевать у костра на берегу. Но рядом с Глебом все казалось нипочем, и Глаша даже не думала о реальной опасности. А вот дядька Трофим, похоже, думал. Может, зря ему Глеб не дал ее высечь?
– Глаша.
Она открыла глаза и увидела перед собой Глеба.
– Иди в дом, тебе отдохнуть нужно. Без меня никуда не ходи. Я как с делами закончу, сразу к тебе.
Он приобнял ее, поцеловал в волосы и почти бегом вышел на улицу. Из дома выглянул дядька Трофим:
– Да заходи ты уже, Глашут. Напугал тебя? Ну не стану я сечь ни тебя, ни сестру. Хотя руки чешутся, – добавил он, когда Глаша и Аксюта вошли в дом.
Руки чесались, похоже, не у него одного. Тетка Варвара торопливо накрывала на стол и не переставала ворчать, а Глашу и к печи не пустила:
– Сиди, сейчас молока с медом нагрею. Нечистый твой сказал, согреть тебя надо да работой не нагружать.
Глаша села в углу у печи и задумалась. Позавчера тетка Варвара Глеба на порог пускать не хотела и выпороть грозилась, а сейчас указания его выполняет. Ворчит, а выполняет, понимает, значит, что действительно простудиться можно. Может, перестанут их этой сказкой мучить?
Аксютка поставила перед Глашей горячее молоко и хлеб с творогом:
– Глашенька, покушай.
Глаша пила молоко с медом, жевала хлеб да за окно поглядывала. Из дома, застегивая рубаху, вышел дядька Трофим, посмотрел на Глашу, пальцем ей погрозил:
– Ты без Глеба больше чтоб за ворота не выходила! А он придет, как закончит у Оксанки, тогда и идите куда хотите. Только к ночи, уж будь добра, вернись.
Глаша хмуро кивнула и снова уткнулась в кружку.
– Ну хоть солнышка мне на дорогу наворожи, – со вздохом добавил дядька Трофим. – А то натаскался ночью по дождю, аж ноги крутит.
«Да как я его наворожу?» – подумала Глаша.
Отставила кружку и вышла на крыльцо. Тучи постепенно редели, превращаясь в отдельные белые облачка, разбредающиеся по небу, точно овцы по лугу. Солнце все чаще проглядывало, разгоняя едва высунувшийся из травы туман. Глаша послюнявила палец и подняла его над головой.
«Ветер западный, небо там чистое. Может, и правда солнце будет».
Вспомнился ей и пастух дядька Василий, которому весь день с ревматизмом по мокрому лугу таскаться, и Глеб, которому сегодня тоже по лужам больных обходить. А он в одних кроссовках побежал, ноги промочит. И в самом деле так захотелось солнышка, прямо мочи нет. Повернулась Глаша к востоку, руки подняла, улыбнулась:
– Выходи, солнышко! Утро уже, довольно спать!
И солнце точно послушалось, выкатилось из-за облаков, прямо в руки ей хлынуло. Зажмурилась Глаша, постояла немного, погрела лицо да в дом ушла.
Глава 10
– Дура ты, Глашка! – прошипел Сашка, поворачивая к сестре голову. – Дура бессовестная! Я ж вернулся через полчасика буквально, а ты уже уперлась.
Глаша зачерпнула густую, пахнущую хвоей и смолой мазь и осторожно прикоснулась к спине брата: