Ведьмино варево

…Не признает, нет. Без книги в первую очередь — а так же без инструментов, с одной метлой. Изгой никому не нужен — кроме себя самой да двух вынужденных спутников. И слезы тут не помогут — ни те, что от жалости к себе, ни те, что от бессильной злобы. Потому утерев лицо, Ница закрыла глаза и начала про себя повторять наговор дороги: хоть разберется, что нужно поменять в нем в новых землях. А потом и до других наговоров дойдет. Это только кажется, что до летней темноты уйма времени, тянущегося и тянущегося для праздного разума как патока — а разуму деятельному все переделать и вечности не хватит! Во всяком случае, времени путешествия не хватит точно. А там уже, может, что-то и решится.

* * *

Растолкать засонь так просто не получилось. В лесу Мява мгновенно вскидывалась, стоило к ней прикоснуться, а вот на чужом сеннике, похоже, чувствовала себя в полной безопасности. И даже более того. Опустившаяся ночь принесла с собой лёгкую прохладу, и способная спать на снегу голой кошкодевушка, даже не просыпаясь…подгребла под себя Степана! Прижалась сама, обхватила руками и ногами, даже хвост обмотала вокруг ноги парня! А тот и пригрелся!

— Ну и ладно, — после серии все более сильных толчков и пинков неожиданно для себя злорадно посулила парочке ведающая. — Сейчас жратву пропустите — до утра с пустыми брюхами как хотите, так и терпите!

— Я готова! — только что сладко спящая кошка не только подскочила сама, но и вздернула на ноги не успевшего толком проснуться попаданца.

— Мне бы хоть умыться… — потер кулаком слипающиеся со сна глаза парень. — Ай!

— Вот теперь — полный порядок, — ушастая красавица, только что от души пару раз лизнувшая лицо спутника, невозмутимо лизнула и собственный кулак, которым тоже «умылась». — Пойдем скорее!

И спрыгнула с дровника, проигнорировав приставную лестницу.

Главный зал таверны встретил Куницу сотоварищи мощным ударом по обонянию, где пот, человеческий и лошадиный, смешивался с нотками навоза и растворялся в аппетитных запахах стряпни и сгорающих сухих дров. Нерукотворное зелье дополнял негромкий, но неостановимый гул голосов, сдобренный непрестанным глухим звяканьем посуды и столовых приборов. Изрядно мутное зелье, надо сказать: в густой сумрак едва-едва разгоняли крохотные огоньки лучин, закрепленные на некоторых столах.

Основным источником света, точнее, в первую очередь тепла, в зале явно задумывался открытый камин, сложенный из дикого лишь камня и куда больше напоминавший попавший в плен четырех стен костёр, чем нормальную печь. Однако по теплому времени языки пламени сиротливо жались к одному краю, оставляя остальную площадь очага на откуп углям, над которыми на закопченной решетке пеклось порезанное крупными кусками мясо. Не иначе как угощение для купца с ближниками, занявшего стол неподалёку: подрагивая куда более яркой пламенной головкой, там горела одинокая свеча.

Особенно в богатой по меркам остальных посетителей компании выделялся просто огромный мужик с пудовыми кулаками и зычным басом. Охранник, вестимо — такой одним видом лихих людишек отвадит. Да и нечисть, из тех что послабее, но поумнее. Правда, конкретно сейчас громила отважно пытался защитить соседей-соратников от духовитой гостиничной браги, кувшин которой вынесла дорогому гостю-владельцу небольшого обоза и его людям лично хозяйка гостиного двора.

Самой Нице обстановка на первом этаже гостинца напомнила зимние деревенские женские посиделки — случалось несколько раз попасть вместе матерью, а потом и одной. Тогда она, как и сейчас, не смогла почувствовать себя частью собравшегося общества — но в этот раз никто не обращал на неё какого-то особого внимания. Лишь только кухонный служка владелицы двора, проходя мимо, что-то неразборчиво злобно буркнул, указывая в самый темный угол. Что ж, два раза ему объяснять не пришлось.

— Молоко?! — удивился Степан, отхлебнув из своей кружки. Когда на «их» стол (двое крепко спящих по лавкам мужиков в лаптях не в счет) опустился кувшин и кружки — он было потянулся разлить себе и остальным, но Мява успела предотвратить порчу ценного продукта питания и сделала все сама. В «темноте» едальни она видела ничуть не хуже, чем днем.

— А еще ржаной хлеб и пустая каша, — со вздохом подсказала колдунья, подвигая на середину общий для всех чугунок с единственной ложкой и разламывая краюху: голодранцам такое излишество как тарелки не полагалось. И как только на кружки расщедрились? — А ты чего ждал, мяса, что ли?

— А я бы не отказалась! — облизнулась кошкодевушка, мигом прикончив свою порцию и не забыв облизать ложку.

— Без денег ничего не выйдет, — определенные выводы о царящих в гостином дворе порядках Куница уже сделала.

— Да уж найду, кто за меня заплатит, — фыркнув, отмахнулась оборотень, подхватываясь с лавки.