— Па-де-де будете танцевать? — пошутил эрудированный рыбак в хэбэ, глядя в глаза девушке.
— Что-то вроде того, — откликнулась Юля.
— Детишек она будет учить, — сказала тётя Глаша. — Сам знаешь.
— А, ну-ну, — кивнул Матвей. — Да уж больно хороша для Раздорного-то, а? — это он спросил, скорее, у своей сотрудницы.
— Так и мы не плохи, — метко заметила тётя Глаша. — Или нет? Детишкам точно понравится.
— Детишки — наше будущее, — весело бросил казенную фразу велосипедист. — Ну, все, поехал я, Кузьминична.
— Езжай, Матвей, езжай, — откликнулась бодрая тётя Глаша. — Привезешь мне пяток окуньков, порадуешь.
— Будут тебе окуньки, — подмигнул тот, крутанул педали и поехал к дороге.
Юля узнала его — это был тот самый велосипедист с кладбища, это он привез цветы на могилу жены завклуба Рутикова. Но почему его голос показался ей знакомым?
— Что за человек? — спросила Юля.
— Матвей? Неприкаянная душа. Мотался по свету, все счастья искал. А потом вернулся в родной уголок. Лет десять назад. Он тут и за техника, если что с трубами, и за дворника, и лампочку ввернуть. За всех, короче. Что я не успеваю, он успеет. Тихий. Дочку воспитывает. Жена от него сбежала давным-давно с каким-то заезжим строителем, бросила и мужа, и дочку. Ветерком унеслась! Немудрено, что он даже имени ее слышать не хочет. Так Матвей бобылем жизнь и коротает.
— Ясно.
— Что тебе ясно? — усмехнулась тетя Глаша. — Ты юная еще. Чтоб ясно стало, пожить надобно. Матвей ведь родственник нашему Борису Борисовичу.
— Вот как?
— Да, двоюродный брат его покойной жены. Только поэтому Боря-то и взял его к себе. Но под мое начало. Сам так сказал. Добрый он, Боря-то наш. В смысле, Борис Борисович. — Она тяжко вздохнула. — Я сейчас его фотоальбомы семейные прошиваю. Попросил он меня. Говорит, тетя Глаша, восстанови мою жизнь, разложи по полочкам. А я ему: давай, Борисыч, разложу. Я не Господь Бог, это я ему говорю, саму жизнь поправить уже не смогу, а фотографии твои выправлю.
Юля взглянула на двери клуба. В любую минуту мог выйти Рутиков, и тогда ее легенда рухнула бы в два счета.
— А где сейчас Борис Борисович?
— Он сегодня на совещании в правлении села, у главы. Чегой-то решают.
— А-а, — кивнула девушка.
Интуиция и женское любопытство подтолкнули Юлю на еще одну авантюру.
— Где бы мне малинки хорошей купить?
— Да чего купить-то, я тебя накормлю. Я живу-то неподалеку. Заходи в сад и ешь.
— Мне много надо — заказали, — объяснила Юля. — Поэтому и говорю — куплю.
— Да сколько надо-то? — заинтересовалась тетя Глаша.
— Да ведра три, — наобум ответила Юля.
— Кто ж малину ведрами-то считает? — покачала головой тетя Глаша. — Ее килограммами надо. И в банках, а то помнется. Ну, или в малых ведерках.
— Сколько есть, столько и купим, — заверила ее Юля. — Хоть в малых, хоть в больших. Старший брат завтра утром приедет. Бабушка варенье варить будет.
Тетя Глаша хлопнула Юлю по коленке.
— Вот у меня и купишь. Моя малинка — объеденье. Я ж малинкой-то, крыжовником и смородинкой торгую. Тебе за полцены отдам. Пошли ко мне, балерина!
— А когда?
— Да прям сейчас и пойдем. Сейчас клуб закрою, и пойдем.
— А если кому клуб понадобится?
— Кому он может понадобиться? Да и нечего просто так по клубам шататься. А у Борисыча свой ключ имеется.
— Ладно. — Юля пожала плечами. — Только позвоню сейчас, — она встала, — поговорю с братом насчет утра. В смысле, когда ему за малиной приезжать.
— Поговори, милая, поговори, — кивнула воодушевленная продать побольше малины тетя Глаша.
Юля отошла в сторону, набрала номер Следопыта и, глядя на стоявший в отдалении «Запорожец», сказала: «Мне позарез нужно к этой бабушке домой попасть. Не упускайте меня из виду, Кирилл, пожалуйста. Это может быть важно».
Тяте Глаша заперла клуб на ключ. И вместе с Юлей они углубились в ближайшие сельские улочки, тонувшие в зеленых садах. Проходя по одной из них, Юля увидела старого знакомого — Трофима Силантьевича. Он сидел у забора и курил цигарку.
— Здорово, Трофим! — бросила тетя Глаша.
— Здорово, Глафира! — ответил он. Старик узнал Юлю, но та приложила палец к губам, и понятливый фуражир кивнул. — Внучкой, что ли, обзавелась?
— Новая учительница танцев к нам в клуб! — кивнула тетя Глаша на девушку. — Балерина. Малинки решила отведать!
Трофим Силантьевич рассмеялся, покачал головой:
— Хороша балерина, ой хороша! Покажи чего-нибудь балетное, а?
Юля не растерялась:
— Я в джинсах! В клуб приходите, дедушка, там и покажу!
— Ну-ну, — кивнул тот и махнул рукой на прощание.
Очень скоро Юля вошла в калитку за тетей Глашей и попала точно в такой же сад, какой был и у Кирилла, только ухоженный и убранный, где все было разделено на грядки и кусты.
— Малина у меня за домом, — сообщила тётя Глаша, — сейчас возьму миску и наберу тебе на пробу.
— А можно вначале чайку попить? — спросила гостья.
— Да можно и чайку, у меня сушки есть. Любишь сушки?
— Обожаю.
— Балерина — и сушки обожаешь? Какая ты необычная балерина. Ты кефир должна любить. Простоквашу.
— У меня конституция такая — все сгорает.