Ведьмы Холодного острова

На обратном пути они остановились у киоска, напротив все того же клуба «Заря». «Хочу семечек», — еще в машине сказала Юля. Она перешла дорогу, подпорхнула к бабушке с мешками в хозяйственной сумке и стакашками на табурете, полными черных блестящих семечек подсолнечника и крупных тыквенных с рыжими подпалинами.

— Хорошие семечки? — спросила она у бабушки. — Не пережаренные?

Как мать ни отучала ее грызть семечки, говоря, что это «провинциальная лихорадка» и «спасение для умственно отсталых», Юля так и не смогла перебороть эту страсть. Сестра бабушки приобщила ее к этому пагубному пристрастию еще в Вольжанске, и вот он — результат. Увидела — и потянуло.

— Ум отъешь, вот какие у меня семечки. Тебе какие, дочка?

— Тыквенных, — ответила та. — И таких тоже. Обычных, в смысле. А попробовать можно?

— Пробуй-пробуй, красавица. Лучше семечек, чем у меня, нигде и не сыщешь, — настаивала умеющая продать товар бабушка.

Юля взяла семечку, умело раскусила ее, бросила в рот.

— Ну-ка, Клавдия, насыпь мне еще три стакашка, пока барышня думу думает, — услышала она за спиной знакомый голос. — Я когда в нервах, только ими и спасаюсь. Грызу и ни о чем не думаю. А тут вон Варвару закололи! Только мне черных.

Юля обернулась. На смуглой морщинистой ладони считала мелочь «тетя Глаша», совмещавшая в клубе, как еще вчера показалось Юле, несколько должностей.

— Здрасьте, — сказала Юля.

Тетя Глаша подняла голову.

— Ба! Опять ты! Балерина! Слышь, Клавдия, это наша новая балерина.

Юля была удивлена: Борис Рутиков не сказал своему завхозу и сторожу о том, кто она на самом деле. Так и осталась гостья села Раздорного опоздавшей балериной. Шутка продолжалась!

— Танцевать приехала, что ли? — спросила продавщица семечек, поглядывая то на Юлю, то на свою старую знакомую.

— Не-а, детям будет фигуры преподавать, — объяснила за гостью села завхоз клуба. — Ножку туда, ножку сюда. Три прихлопа, два притопа. Да, балерина?

— Именно так, тетя Глаша.

— А чо у нас деется-то, знаешь?

— Вы про убийство? — спросила Юля. — Про Варвару?

— Знаешь, стало быть, — получая огромный кулек, кивнула тетя Глаша. — Все она, Варварка-то, вынюхивала, все ей знать-то хотелось! Но чтоб так?! Господи помилуй!

При упоминании Господа продавщица семечек троекратно перекрестилась.

— Спасибо, Клавдия. Ну что, балерина? Куда путь держишь?

Юля задумалась. Ей выдался шанс узнать побольше. Пока она в симпатичной шкурке опоздавшей балерины. И чего балерине понадобилось летом в Раздорном? Об этом даже не стоило ломать голову.

— Я тут с вами поговорить хотела…

— Вот и хорошо, — кивнула тетя Глаша, — вот и пойдем и поговорим…

Затарившись семечками, они перешли дорогу. Красное авто терпеливо поджидало в стороне. Тетя Глаша и Юля перешли центральную улицу и сели на скамеечку рядом с клубом.

— Отличные семечки, кстати, — сказала Юля.

— Не семечки — объеденье, — кивнула тетя Глаша. — О чем поговорить-то хотела?

— Да многие что говорят о начальнике, — с ходу начала врать она. — О характере его…

— О Борисе Борисовиче?

— О ком же еще?

— Врут! Золото, а не человек.

— А к девушкам не пристает?

— Боишься, что ли? — искренне удивилась тетя Глаша.

— Да как вам сказать? Он — одинокий, так мне сказали, а мой непосредственный начальник, от него моя практика зависит. Понимаете, к чему я?

— Не слушай дурных людей. Языки ж как помело у иных-то! А кто тебе плохое про него, Бориса-то, наговорил? Не скажешь мне?

— Не-а, не скажу. Секрет.

— Ну и ладно, не говори. Я тебе сама скажу. И расскажу. Борис Борисович — скромный; когда-то был женат, но жена померла. — Тетя Глаша расправлялась с семечками так, что Юля могла только позавидовать ее расторопности. — Хворала сильно. А он, вишь, однолюб. Другую и не нашел. А может, и не искал даже. И так быват.

— Жену, что ли, так любил?

— Жену, жену, а кого ж еще? — чересчур активно заступилась она за своего начальника. Несомненно, она знала куда больше и выгораживала его. — Вот один и остался. Ведь коли один остался, стало быть, на душе камень, и камень этот он так через всю жизнь и пронес. Вот оно какое дело, балерина. Ясно теперь, что к чему?

— Теперь ясно, — вздохнула Юля.

Из-за клуба вырулил велосипедист и покатил в их сторону. Он остановился прямо перед ними, загорелый, немолодой, улыбчивый, в мешковатом хэбэ и такой же пятнистой панаме, под которой он, кажется, был совершенно лыс, и не потому, что лишился волос, а потому, что гладко брил голову. Для полного комплекта ему только не хватало удочек и рюкзака.

— Кузьминична, я поехал, на Окунёвое смотаюсь, а туда десять километров. Вечерний клёв застану и назад. — Он уставился на Юлю. — Здрасьте, девушка.

— Здрасьте, — кивнула гостья села Раздорного.

— Наша новая балерина, — отвлекаясь от лузганья семечек, представила девушку ее собеседница. — Юленькой зовут.

— Очень приятно, — стягивая с выбритой загорелой головы панаму, поклонился велосипедист. — Матвей Ильич.

Его голос показался Юле знакомым.

— Матвей Ильич — мой зам по хозяйственной части, — представила его тетя Глаша.

— И мне очень приятно, — ответила кивком Юля.