Ведьмы поместья Муншайн

Урсула уже три раза сказала: нет, не будет никакого пикника. Она чувствует себя совершенно разбитой – вчера вечером они искали сокровище во всех каминах, в светильниках и в ритуальных свечах. И два раза они подлавливали Руби внизу, слонявшуюся по фойе, пришлось загонять ее в комнату. Вот и сейчас Урсула еле сдерживается, чтобы не вспылить.

– Нет, дорогая, – говорит она. – Нам просто нужно кое-что проверить.

– Какая жалость, что у нас не будет пикника.

От холода щеки Руби раскраснелись, из носа капает влага, как вода из краника. Урсула вытаскивает из кармана салфетку и промокает ею нос подруги. Та крутит головой, бурчит и вырывается как маленькая.

Урсула поплотнее запахивает свое пальто, а затем проверяет, не расстегнулись ли пуговицы на пальто Руби, хорошо ли замотан ее фиолетовый кашемировый шарф. Набравшись храбрости, Урсула входит в первый ряд деревьев, отделяющий их лужайку от леса: кажется, что это два разных мира.

Ухоженная земля поместья еще хранит запах дождя и опавших листьев, что сгребли в кучи – из них потом получится хороший перегной. Но вот лес, он другой – пахнет меланхолией и обновлением. Встреча с ним – как встреча с давней подругой, что сменила духи, и это сбивает с толку: вроде ты знаешь этого человека, а вроде и нет.

Лес встречает женщин своим многоголосьем. Он трещит и каркает, лает и чирикает. Шуршат и колышутся деревья, а по ним с ветки на ветку прыгают божьи твари всех мастей, и Урсула крепче сжимает в руке волшебную палочку.

– А у нас будет пикник? – снова спрашивает Руби, оглядываясь. Кругом пляшут солнечные блики, и, должно быть, она, как и Урсула, думает, что лес – это холст, на который художник нанес свежие мазки: желтые и золотистые тона поверх густых изумрудных и сепии.

Руби так хочется праздника, что Урсула не смеет ее больше разочаровывать. Она достает из кармана ягодное драже со вкусом сливы и лаванды, которое она купила специально для Руби. Руби всегда говорила, что любое угощение лилового или фиолетового цветов имеет вкус счастья. Именно поэтому торт к ее дню рождения всегда украшали кремом и сахарной глазурью цвета лаванды.

Урсула трясет коробочкой с драже словно маракасами.

– Да, вот тебе пикник.

– Чудесно! – Руби хлопает в ладоши.

Петляющая среди папоротника тропинка уже начала зарастать, но не настолько, чтобы Урсула сбилась с пути.

– Нам сюда. – Урсула обгоняет Руби, и теперь они идут гуськом, друг за дружкой.

Урсуле так даже легче, чтобы не видеть ненакрашенного лица Руби, все же лица мужчины, хоть она и одета в старомодный женский наряд. Руби так иссохла, что одежда болтается на ней, как на пугале, а лиф платья провис, и это создает неприятное впечатление.

Но ведь женщина – это не ее грудь. Урсула знает это как никто другой: сколько женщин приходило к ней за снадобьем от тошноты после многонедельной химиотерапии. Ради того, чтобы жить, им пришлось пожертвовать своей грудью, заплатив страшную цену. Впрочем, Урсула давно подозревала, что боги страдают крайней степенью женоненавистничества.

Из всех сестер у Урсулы самая пышная грудь, даже больше, чем у Иезавель. Руби не раз вслух признавалась, что завидует ей. Урсула думает, каково было бы ей, лишись она предмета своей гордости, ведь она всегда воспринимала свои пышные формы как должное. И почему эти холмики, эти наслоения жира, что позволяют нам чувствовать себя женщиной, потом вдруг исчезают из-за предательской болезни?

Но все признаки, делающие женщину женщиной, а мужчину мужчиной, по сути – такая малость. Если честно, Урсула никогда не чувствовала себя женщиной, ни единого дня в своей жизни – даже несмотря на свою пышную грудь. Она всегда была мальчишкой-сорванцом, и в подростковом возрасте за нее взялась Руби, подсказывая, как стать более женственной.

Но разве это так важно?

Погруженная в собственные размышления, Урсула даже не заметила, как отстала Руби, а потом за спиной послышался душераздирающий крик.

33

Среда, 27 октября День

С колотящимся сердцем Урсула резко разворачивается и размахивает волшебной палочкой, словно отгоняя беду. И тут она видит Руби: та стоит, глядя себе под ноги, с искаженным от страха лицом. Может, Руби напугала змея или еще какая-то тварь? Но на тропинке ничего не видно.

– Что случилось? – спрашивает Урсула.

– Тут обрыв, пропасть – она меня проглотит, – говорит Руби дрожащим голосом.

Урсула опускает голову в поисках хоть какой-то ямы.

– Но где? Я ничего такого не вижу, – растерянно говорит она.

– Да вот же, вот, – истерично кричит Руби, указывая на тень. В этом месте листва на деревьях столь густа, что не пропускает солнце.

– Это просто тень, – смеется Урсула. – Нет тут никакой дыры.

Но Руби уже рыдает, отказываясь двигаться дальше.

– Ах, Руби. – Урсула берет подругу за руку, притягивает к себе и обнимает. Тело Руби сотрясается от рыданий.

– Мы просто обойдем это место, хорошо? Мы его просто обойдем. – Руби успокаивается, и Урсула уводит ее с тропинки, обходя вместе с нею тенистые места. Они шагают по залитому солнцем маршруту, и Урсула просит Руби быть осторожней на своих каблуках.