Ведьмы. Салем, 1692

В какой-то момент этим весенним субботним днем, пока Фипс возвращался из бостонской верфи, на небе вдруг словно погас свет. Город погрузился в тишину. С балкона ратуши новый губернатор произносил речь: Господь послал его спасти эту страну, где все давешние законы и свободы скоро обретут – и вдруг он остановился. Стало темно. Нет, он не посягнет на священный день Господень. Овации и крики поддержки подождут до понедельника. При свете факелов ополченцы сопроводили его в особняк из красного кирпича на углу сегодняшних улиц Салем и Чартер, в прекрасно оборудованный дом с фантастическим видом на гавань. Люди продолжали толпиться за углом у дома Инкриза Мэзера, которому Фипс был обязан своим назначением. В понедельник утром власти снова собрались в ратуше и погрузились в шестичасовые дебаты, следует ли возобновить речь Фипса с того, на чем она прервалась, или же ему стоит начать заново. Политика и религия все время друг об друга спотыкались. В той церемонии был приведен к присяге и шестидесятилетний Уильям Стаутон, ветеран с двадцатилетним опытом государственной службы при четырех режимах. Он стал заместителем губернатора.

Хартия, опубликованная двумя днями позже, не оправдала возлагавшихся на нее в колонии – становившейся отныне провинцией – надежд. Колонистам предстояло заплатить за самоуправство: корона расширяла границы Массачусетса, но урезала его привилегии. Новая хартия уничтожала политический фундамент первых десятилетий, вводя религиозную терпимость ко всем (кроме католиков). Любой мужчина с достаточным доходом мог голосовать, невзирая на членство в церкви. Колонисты потеряли право выбирать своего губернатора – назначение Фипса было компромиссом, которого добился в Лондоне Инкриз Мэзер. Наверняка провинция закроет глаза на то, что это решение навязывает ей корона, коль скоро в губернаторское кресло садится пуританин из Новой Англии, резонно аргументировал Мэзер, знавший, что король предпочитает ставить у руля в Массачусетсе военных. В то же время многочисленным советникам монарха нужен был в новых землях тот, кто лоббировал бы их экономические интересы. В итоге Фипс устроил все стороны, в том числе и потому, что не принадлежал ни к одной из них. Кроме того, у него вообще не имелось политического опыта. Он заменил, по словам Мэзеров, «группку людей, у которых не было иной цели, кроме как обогатиться на руинах процветавшей недавно плантации» [16]. Провинция могла отныне рассчитывать на более серьезную оборону: вакуум во власти оказался более травматичным, чем королевское вторжение, чем «иноземный демон» Андрос [17]. А самое главное, хартия положила конец трем годам гнетущей неопределенности.

Инкриз Мэзер был готов агрессивно продвигать документ в массы; он знал, что подтасовывает факты и обещает с три короба[66]. Его соотечественники могли поинтересоваться, почему он не добился большего. Так вот, настоящее чудо, заявил священник, что ему удалось многое отстоять. Да, автономия осталась в прошлом. Но губернатор и его заместитель – свои люди. После навязанного короной англиканского аристократа Массачусетс получил в руководители своего уроженца, крещенного Мэзером. Да, у нового документа есть недостатки. Но разве полбуханки хлеба не лучше, чем ничего? – вопрошал пастор в своей весенней проповеди. Права собственности подтверждены, религиозные права гарантированы, политические свободы и регулярные собрания восстановлены. Губернатор теперь не может самолично принимать законы или в одностороннем порядке поднимать налоги, как делал это Андрос, при котором суды были фикцией и изымались огромные деньги, у которого было больше власти над жителями Новой Англии, чем у короля над англичанами. Моля и стыдя, Инкриз Мэзер призывал соотечественников радоваться своей доле, быть признательными и смиренными детьми, слушаться своих суверенов. Последнее, что нужно сейчас Массачусетсу, – это «поколение неблагодарных бормотунов» [18]. Переметнувшийся на сторону победителей Коттон Мэзер рекламировал достоинства хартии прихожанам второй церкви, крупнейшей в Бостоне. Не так давно он уже напоминал своей полуторатысячной пастве, что Господь пощадил их три года назад. Он спас салемцев от тех, кто объявил их «народом, годным лишь на то, чтобы стереть его с лица земли» [19]. Пастор тогда имел в виду скорее англичан, а не индейцев.