Читаем Ведуньи из Житковой полностью

Этого Дора и впрямь не знала. Когда чуть позднее она снова перечитала список предпочтительных категорий исследований в поисках той, куда она могла бы включить свою работу, она выяснила, что в категорию «Культура и образ жизни чешского рабочего класса», или «Народная культура национального возрождения», или «Библиография чешской и словацкой этнографии» ей никак не втиснуться. Разве что в «Стиль жизни социалистической деревни», но после консультации с Линднером она и в этом засомневалась.

— Настоятельно советую ограничить проблематику житковских ведуний сбором исторического и этнографического материала, — продолжал Линднер. — Если вы ограничитесь эпохой до начала двадцатого века, то мы можем, к примеру, попытаться включить вас в категорию «Этнография славян».

Следующие несколько недель Дора озадаченно изучала литературу, которую он ей рекомендовал, в надежде все же приткнуться куда-то со своей темой. В конце семестра она разочарованно закрыла последнюю книгу из списка — ту, которую увенчивала цитата из Дидро: «Вы верите, что человек может прожить без суеверий? Нет, если он несознателен и труслив». Профессор Любомир Гобек, кандидат наук, триумфально завершал ею приговор, вынесенный им народным верованиям и магии, желая подчеркнуть, что существует лишь одна истинная культура — национальная по форме и социалистическая по содержанию.

Подобное обличение казалось Доре, при всех ее прежних протестах против предрассудков, слишком суровым. Все словно хотели выплеснуть из ванночки вместе с водой и ребенка — что же это за народная культура без присущих ей особенностей? Пускай даже непрогрессивных? Да вот именно такая, как сегодня. Дора представила себе грандиозные фольклорные праздники, которые служат витриной деревенской социалистической культуры, народные фестивали в бетонных домах культуры, что торчат посреди некогда живописных площадей и напоминают обывателям о достижениях пролетарского рая, и ее передернуло. Это и есть итог ученых изысканий и эстетических представлений профессора и кандидата наук Любомира Гобека.

Ей только и оставалось, что либо отказаться выполнять требования Линднера, либо избрать строго описательный подход, ограничившись рассмотрением вопроса в исторической перспективе. Она выбрала второе. И с тех пор ее не покидает чувство вины. Чувство, будто своими лицемерными и нерешительными попытками установить с режимом дружелюбные отношения она предала Сурме-ну и ее наследие. Но что ей было делать? Навсегда остаться в униформе продавщицы за прилавком гастронома? Ждать редких минут, что она проводила с Якубеком в те выходные, когда ей не надо было заступать на смену? Или все же окончить вечернее отделение вуза и попробовать связать свое будущее с тем, чем она была одержима, — с житковскими ведуньями.

Дора устало и с горечью перескочила через несколько абзацев. Пробежала слипающимися глазами последние строчки первой главы.

Мне удалось проследить изучаемое явление до середины XVII века, и есть основания полагать, что традиция, по которой ее носительницы передавали свои знания, уходит своими корнями еще глубже. Однако о ее происхождении можно лишь строить догадки.

Зато доказанным фактом является то, что данный феномен существовал до второй половины XX века, в настоящее же время автохтонная форма этой традиции находится на грани исчезновения.

В связи с исторической направленностью моего исследования, а также с доступностью письменных материалов и архивных документов я выбрала для своей работы временной отрезок между 1630 годом, к которому относится первое упоминание о деятельности житковских ведуний («Подноготная книга городка Бойковице»), и 1925 годом, когда в целом заканчивается эпоха их активной деятельности…

КАТЕРЖИНА СГАНЕЛКА

Она видела ее совершенно отчетливо, как если бы женщина стояла у нее перед глазами. Высокая, стройная, однако же иссохшая до костей. Кожа на прежде крепких сильных руках обвисла, ноги подкашивались. От пышных темных кудрей осталось только несколько прядей, во рту, который что-то бормотал, не хватало большинства зубов. Дора не разбирала слов, не слышала ее. Но это было не важно: она и так знала, что хочет сказать женщина, чья история известна ей в мельчайших подробностях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аквитанская львица
Аквитанская львица

Новый исторический роман Дмитрия Агалакова посвящен самой известной и блистательной королеве западноевропейского Средневековья — Алиеноре Аквитанской. Вся жизнь этой королевы — одно большое приключение. Благодаря пылкому нраву и двум замужествам она умудрилась дать наследников и французской, и английской короне. Ее сыном был легендарный король Англии Ричард Львиное Сердце, а правнуком — самый почитаемый король Франции, Людовик Святой.Роман охватывает ранний и самый яркий период жизни Алиеноры, когда она была женой короля Франции Людовика Седьмого. Именно этой супружеской паре принадлежит инициатива Второго крестового похода, в котором Алиенора принимала участие вместе с мужем. Политические авантюры, посещение крестоносцами столицы мира Константинополя, поход в Святую землю за Гробом Господним, битвы с сарацинами и самый скандальный любовный роман, взволновавший Средневековье, раскроют для читателя образ «аквитанской львицы» на фоне великих событий XII века, разворачивающихся на обширной территории от Англии до Палестины.

Дмитрий Валентинович Агалаков

Проза / Историческая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века