Ведуньи из Житковой

Дора вяло взглянула на нее. Попорчено? Мне не послышалось? — подумала она, но смолчала, потому что Ирма продолжала свое заклинание:

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, приди, пречистая Дева Мария, и помоги этой Доре, чтобы было ей здоровье, счастье и благословение Божие…

Монотонный голос Ирмы действовал на Дору убаюкивающе, так что она едва не погрузилась в сон. Из забытья ее вырвали слова Ирмы, обращенные прямо к ней:

— Я знаю, как тебе было нелегко, все у нас это знают. Вот и здесь это запечатлено. Смерть в семье, одиночество, всё тут есть. И Якубек, который держится за тебя, и вы вдвоем идете длинной дорогой. Все это тут будто нарочно вылеплено, взгляни, — поднесла она к глазам Доры кусок медового цвета воска. Но не успела та толком разглядеть его, как Ирма вернулась к ощупыванию завитков.

— Ах, моя девочка, моя девочка, — повторяла она Доре, которая старалась стряхнуть с себя сонное оцепенение и сосредоточиться. — Но ты и сама себе порядком навредила, а? — сказала Ирма и участливо на нее посмотрела.

Дора при всей своей вялости встрепенулась. Она? Сама себя?

— Экая злость тут прет. И все зря, все головой об стену, — объясняла Ирма, не сводя взгляда с завитков. — И стоило оно того? Не стоило. Просто надо было это пережить. Зря только кровь себе портила. От этого у тебя больной желудок. Давит, верно? Ладно, дам тебе от него травы.

Дора кивнула, но в душе была с Ирмой не согласна. Зря портила себе кровь? Нет. Ничего из того, что она делала, если Ирма имеет в виду то, что происходило когда-то в интернате, было не зря. Нельзя было всем этим просто пренебречь. Она, Дора, должна была что-то делать, должна была сопротивляться, и, если бы ей теперь пришлось принимать решение, она сделала бы то же самое. Ведь своими издевательствами они чуть не сжили ее со света!

— Но теперь тебе лучше, да? — продолжала Ирма. — Ты успокоилась. Все идет так, как ты хочешь, своим чередом… Только не забывай, что нельзя вести жизнь, разбитую на квадраты и упорядоченную, день за днем, неделю за неделей, все время одно и то же. Ты ведь сейчас живешь, как если бы уже умерла. А так не годится, не годится! В твоем возрасте — точно нет. Ведь ты человек из плоти и крови, которая в тебе так и пульсирует. Женщина в самом расцвете силы, которая должна вырываться наружу. Не противься этому, не делай так…

Ирма замолкла, по-прежнему глядя в свои ладони, а потом удивленно воскликнула:

— Ох, что же это? Вот ведь оно как, оказывается!

Подушечки ее пальцев лихорадочно бегали по завиткам на восковой пластине, то и дело возвращаясь к одному и тому же месту, словно сомневаясь, что оно там есть.

— Ну знаешь… Это просто жуть, что я там вижу, — пробормотала Ирма в изумлении и недоуменно посмотрела на Дору. — Изображает из себя невинное дитя, а сама — тот еще цветочек! — завертела она головой. — Зачем тебе столько? Неужто нельзя было из них выбрать кого-то одного, чтобы ты хотя бы помнила, как его зовут? — укоризненно спросила Ирма, но тут же, как будто пожалев об этом, прибавила: — Все это у тебя, конечно, от страха, правда? Ты думаешь, они все одинаковые? Все — как твой отец, да? Но это неправильно, ты не должна сбегать от них, потому что считаешь, что они все такие же, каким был он. Это не так. Не все! — настойчиво сказала она, мотая головой в знак несогласия.

Дора пыталась собраться с мыслями, чтобы возразить. Цепляла в своей одуревшей голове одно слово за другое, не зная, с чего начать. Но, уже открыв было рот, взглянула на Ирму и при виде смятенного выражения ее лица сдалась. Всякое желание спорить у нее пропало — вместо этого она крепко зажмурилась. Было ясно, что в ее тайную комнату только что взломали дверь.

— Но что это?.. Эта особа… эта женщина тут… — тихо, недоверчиво проговорила Ирма, продолжая тщательно рассматривать восковую пластину. Она изучала все ее отростки, не пропуская малейшей щелки, выпуклости, ни единого изгиба, как будто рассчитывала найти в них объяснение, и в конце концов, видимо, нашла, так как удивленно, почти испуганно воскликнула: — Так вот оно что!

Блаженное оцепенение Доры сразу как рукой сняло. Она сидела с зажмуренными глазами, сосредоточившись только на том, чтобы дышать. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Горький запах жженой коры и трав наполнял ее легкие, сердце бешено колотилось, а по жилам разливался стыд. Дора чувствовала, как горячая кровь пульсирует в ней от кончиков пальцев до раскрасневшихся щек. Не может быть, чтобы Ирма это увидела! Не может быть! — повторяла она про себя.