Потому вас прошу перво-наперво ради Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святого, ради пяти ран Христовых, чтобы то, чем я кого из вас когда прогневал, вы мне милостиво простили.
Вначале я взываю к тому свету и сперва прошу прощения у покойной жены моей Ирены за тот мой грех, которым я сократил тебе жизнь. Тысячекратно прошу твоего прощения. Поверь, жена моя, то, что я с тобой сделал, я и с собой сделал. И я всю жизнь кручинился над тем, что сотворил, и корил себя до последнего вздоха. Прости меня, прошу, и знай, что я часто молился о том, чтобы ты хотя бы там, во Христе, обрела покой и лучшую долю, нежели я уготовил тебе на земле.
Дальше обращаюсь к тебе, дорогая моя первородная дочь. Я души в тебе не чаял и при этом причинил тебе страшное зло, когда лишил тебя мамы. Поверь, это терзало меня до конца моих дней. Если можешь, прости мне мою вину. Я был человек с множеством пороков, но я любил тебя, Дорличка. Прости мне еще, что я испортил тебе детство, бросил тебя расти среди чужих и взвалил на твои плечи заботы о брате. Прости меня и, хоть от меня не укрылось, что ты мужественно несешь свой крест, извлеки урок из моих ошибок.
Сделай так и ты, сынок мой Якуб, если можешь. Обращаюсь к тебе с той же просьбой, прости меня за то, что лишил тебя мамы и никогда тобой не занимался, что я был плохим отцом. Поверь, что я и сам страдал от этого, особенно в последние годы, когда не было ни минуты, чтобы я не угрызался всем тем, что причинил тебе и Доре. Эти-то угрызения и подтолкнули меня к поступку, недостойному христианина, когда я наложил на себя руки. Но лучше мне будет гореть в адском огне, чем видеть ваш немой укор. Потому я еще раз прошу вас обоих: простите меня.
Сзади кто-то постучал Доре по плечу донышком бутылки, и она сделала еще один глоток. Самогон уже не так обжигал ей рот, и в горле разлилось приятное тепло.
Нытье певчего ее нисколько не тронуло; она вообще сильно сомневалась, что последние помыслы отца были именно такие, поэтому о том, чтобы простить его, и речи быть не могло. Хоть бы весь этот спектакль уже кончился, думала она, жалея, что не настояла на простых похоронах, без прощания, певчего и плакальщиц. А ведь была бы в своем праве!
Во второй раз я прошу вас ради Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святого, ради пяти ран Христовых, чтобы то, чем я кого из вас когда прогневал, вы мне простили. Обращаюсь к тебе, Юро Ковачин, у которого я поджег дом. Был я горячая голова и много пил. Не надо нам было в корчме так часто ссориться, как будто наши ссоры что-то значили. Вы нам тогда отомстили, навели на нашу корову порчу, и она сдохла. Так прости ты меня, как и я тебя прощаю.